Николай Переяслов - Я пишу - лучше всех

21 апреля, воскресенье; преподобной Марии Египетской. Сегодня - день вхождения солнца в мой зодиакальный знак, - т. е. Тельца. Половину дня я просидел возле компьютера, заполняя пробелы в дневнике, а потом в очередной раз попытался написать рецензию на книгу Валентина Федорова "Земля и небо". К ночи мне это всё-таки удалось, хотя и при огромном сопротивлении материала, так как несмотря на всё то положительное, что я говорил выше о творчестве таких людей, как Федоров, писать о его стихах оказывается неимоверно трудно, ибо почти не за что зацепиться мыслью, кроме самого факта широты интеллектуальных запросов автора...

Начал я с уже цитированной мною ранее цитаты В.Г. Белинского об образованных людях, в лице которых заключено будущее назначение России, потом сказал всё, что можно было сказать о прочитанных стихах хорошего, но в конце концов не смог удержаться ещё и от того, чтоб не отметить, "что 800 страниц книги Валентина Федорова отнюдь не представляют собой идеальные с точки зрения литературной техники образцы поэзии, в чем я вижу вину не только того, кто эти страницы писал, но и того, кто их готовил к печати. К сожалению, институт редактирования сегодня заставляет желать много лучшего. Так, например, редактор книги "Земля и небо" просто обязан был указать автору на необходимость переработки строки, в которой утёс "раздает пощечины волнам", так как это именно гонимые ветром волны натыкаются на стоящий неподвижно утёс и как бы бьют его собою по щекам, но уж ни в коем случае - не он их. Редактор также обязан был усказать автору на необходимость исправления строки "тайна - прячущийся грешник", ибо тайна существо женского рода и, стало быть, в стихе должно было бы стоять слово "грешница", а не "грешник". Несомненной переработки заслуживает также и строка "судьба несёт свои ухабы", так как в реальности можно что-то нести по ухабам, но чтобы кто-нибудь пытался нести на себе сами ухабы (то есть дорогу!), это - откровенный абсурд.

По правде говоря, я бы вообще сократил книгу чуть ли не вдвое, убрав из неё всё то, что представляет собой чисто версификационные опыты. Но зато из оставшихся стихов было бы отчетливо видно, зачем губернатору Сахалина и Председателю Правительства Республики Саха нужно было тратить свое и без того загруженное делами время и "освобождать в себе творца" сверх того административного "творчества", к которому его обязывала государственная работа. Ответ заключает в себе не более четырех рифмованных строчек, но из них можно понять очень многое: "Целуются земля и облака - / Как видится порой издалека./ Я не хочу себя разубеждать: / Пускай царит хоть где-то благодать". Вот, думается мне, что Поэзия - это и есть свидетельство о той благодати, которая, может быть, недостижима пока для нас путем нашей сознательной деятельности (эта наша сознательная деятельность приводит скорее к чему-то обратному), но по крайней мере существует в этом сотворенном Богом мире сама по себе. А видеть её и тянуться к ней душой это равносильно тому, как открыть для человечества какой-нибудь очень важный физический закон или изобрести очень нужное людям лекарство. Ну, скажем, от какого-нибудь духовного СПИДа..."

(...Скорее всего, автору "Земли и неба" всё это крайне не понравится, но как я мог этого не сказать, если это заметит любой, кто только возьмет в руки книгу Федорова?)

22 апреля, понедельник. Сегодня - день рождения В.И. Ленина. Помнится, несколько лет тому назад я написал небольшую статью о некоторых особенностях ленинского литературного стиля, но, несмотря на всю декларированную свободу слова и, казалось бы, антиленинскую направленность ведущихся в России демократических преобразований (особенно, в области идеологии), печатать мою работу не захотели ни левые, ни правые издания. Не помню уж, была ли она за это время вообще где-нибудь опубликована, но мне она нравится и сегодня. Вот она:

РОДОНАЧАЛЬНИК ЛИТЕРАТУРЫ АБСУРДА

...Нет, ну как верить всем этим словарям и справочникам, выдвигающим на роль зачинателей л и т е р а т у р ы а б с у р д а Сэмюэла Беккета да Эжена Ионеско, если к тому времени, когда они только-только делали свои п е р в ы е ш а г и на поприще сочинения абсурдных пьес и текстов, жанр этот уже давно был р а з р а б о т а н и даже в о п л о щ е н в грандиознейшей из всех когда-либо поставленных на сцене драм, в качестве подмостков для которой была использована не какая-то там сценическая площадка или даже городская площадь, а - (вот уж, действительно, "мало не покажется"!) - вся матушка-Россия?