Лидия Чуковская - Памяти Тамары Григорьевны Габбе

Только что позвонила Туся: просит придти прослушать «Авдотью Рязаночку», которую завтра она должна читать в Комитете. Конечно, мне сейчас ни минуты нельзя отрывать от Миклухи, [8] ни минуты нельзя отрывать от Миклухи. — Л.К. работала над очерком о Миклухе-Маклае и редактировала его дневник для «Молодой гвардии». Брошюра «Лидия Чуковская. Н.Н. Миклухо-Маклай» вышла в серии «Русские путешественники» в Государственном издательстве географической литературы (М., 1948, 1950, 1952, 1954). О книге в «Молодой гвардии» см. примеч. 12. но кажется, я все-таки пойду.

Вернулась. Медленно из меня выходит холод. На улице мороз, ветер и ледяная луна.

Мне положительно нельзя ходить к Тусе: за эту радость я всегда плачусь чем-нибудь, ошалевая: вот теперь позабыла очки! Как же я завтра сяду работать? Писать-то могу, а читать?

Пьеса хорошая, с темпераментом, очень отроческая, местами — по-настоящему трогающая душу. Там, где под спудом чувствуется личный Тусин опыт — опыт потерь и бед, — там совсем хорошо. Но горе мне с великим русским языком! Видит Бог, я люблю его. У Туси он хорош — цитатен — из сказок. И все же его избыток, его ощутимость, всегда как-то смущает меня. Там, где он осердечен личным сегодняшним опытом, — там он жив и уместен. Когда же он взят только как цитата — он мне не по душе.

С утра я условилась с Тусей по телефону, что очки она принесет в Комитет по делам искусства, ровно к 13.15, когда поедет туда читать.

Я отправилась к машинистке, потом в магазин, потом в Детгиз и, уже порядком иззябшая, на свидание с Тусей.

Я ждала ее ровно час — на ветру, на морозе. Оледенела до слез. Люди толпой льнули к карточкам актеров, выставленным у подъезда, и я рассматривала лица зрителей, не актеров. И на этих лицах лежит чья-то любовь, но если смотреть на них без любви, то…

Замерзла я зверски. Рассердилась и обиделась на Тусю ужасно. Целый час стояла и припоминала все ее несносные опоздания, еще ленинградские: как ее ни молишь, бывало, не опаздывать — все равно опоздает. Я в уме перечислила все ее вины. У меня ведь пальто летнее, а я жду ее час на морозе — ведь она знает, что у меня зимнего нет, и заставляет ждать!

Уверенная, что заболею, злая, несчастная, я помчалась домой.

Только мы пообедали — явилась Туся с моими очками.

Я ждала ее возле Управления по делам искусств, а надо было возле Комитета — то есть через дом.

Но кто мог подумать, что Управление и Комитет не одно и то же?

Тусино чтение отменено, ее об этом предупредили, и она пришла специально, чтобы вручить мне очки. И ждала меня целый час. И во всем виновата я.

Туся читала мне по телефону сказку о матросе Проньке — чудо как хорошо, можно сказать «работа под куполом».

Тусенька была у меня, и сегодня впервые рассказала мне подробно о блокаде, о себе, о Шуре.

Она рассказала, в частности, что несколько раз во время бомбежек оказывалась в убежище вместе с Шурой. Тусенька читала вслух своим Диккенса или Чехова. Шуру это сердило: не к чему заговаривать зубы себе и другим, это лицемерие и слабость; надо сосредоточиться и ждать смерти — своей или чужой. Она сидела, опустив голову и закрыв глаза.

Я подумала: а как вела бы себя я? По-Тусиному или по-Шуриному?

Если бы рядом была Люшенька — по-Тусиному, пожалуй. Я бы ей читала, чтобы отвлечь ее, чтобы показать, что ничего особенного не происходит. (В щели в Переделкине, по ночам, когда немцы бомбили Внуково, мы с Люшей учили английские слова.) Но если бы я была одна, то я, вероятно, вела бы себя, как Шура.

Тусенька — материнский человек, ей и Люша не нужна, чтобы чувствовать себя матерью всем.

От Зильберштейна, соблазнившись близью, пошла к Тусе.

Туся рассказала мне подробно и изобразила в лицах безобразную сцену в Гослите между Мясниковым, [9] Александр Сергеевич Мясников (р. 1913), в 1941–1947 главный редактор Гослитиздата; в 1949–1953 — член редколлегии и заведующий отделом литературы и искусства журнала «Коммунист». Автор статей и брошюр, посвященных вопросам соц. реализма, партийности и народности. редакторшей и Самуилом Яковлевичем. Редакторша сделала С.Я. замечания. Такие, например:

— Сапоги с подборами? Что за подборы? Такого слова нет.

С.Я. потребовал Даля. Подборы нашлись.

— Все равно, мне как-то не нравится, — сказала редакторша.

С.Я. сначала что-то уступал, потом взорвался:

— Это неуважение к труду! Я лучше возьму у вас совсем свою книгу!