Так, волею обстоятельств, пришел Фридман в шоу-бизнес. Пришел и сразу же приступил к освоению. Впрочем, чтобы соблюсти историческую справедливость, следует сказать, что сам Фридман ничего никогда не осваивал, потому что, как было сказано выше, делать он ни черта не умел. Осваивали там совсем другие люди, а Фридман... пожинал плоды.
Через подставных лиц он загнал какому-то австрийскому музею библиотеку покойного папаши. Вырученных денег хватило на проведение одного конкурса красоты и приобретение плацкартных билетов трем эстрадным коллективам, объединенным общим незатейливым названием.
С "Ласковыми маями" проблем почти не было. Они автономно куролесили по городам и весям щедрой родины, пели под одну и ту же фонограмму, выдавливая деньги из доверчивых, как дети, и простодушных, словно коккер-спаниели, провинциалов. Первое время администраторы даже присылали Фридману наличность. Но недолго. Скоро музыканты вместе с кассой сгинули где-то на окраине Улан-Удэ.
Согласно легенде, своим импульсивным пением и непотребным видом они произвели такое неизгладимое впечатление на одного древнего, но очень могущественного бурятского великана, что после недолгих колебаний тот пригласил их в свою небесную юрту поохотиться на тараканов. Как будто бы там они и охотятся до сих пор.
По другой версии все три коллектива съехались в районе Семипалатинска подвести, как говорится, некоторые промежуточные итоги творческой, а также финансово-хозяйственной деятельности, но единства мнения у них не получилось, и они друг друга благополучно перерезали.
Якобы в живых все-таки остался один администратор -- вовремя разобравшись в ситуации, он сделал ноги вместе со стареньким, но вместительным чемоданом... Ныне этого человека можно повстречать в Москве, где время от времени он дает пресс-конференции, на которых под большим секретом рассказывает общественности одну и ту же бодягу о том, как он лихо все это дело когда-то закручивал, а теперь утомлен тяжелым бременем своей патриархальности, потому как есть отец и основатель шоу-бизнеса в Российской Федерации. Фамилия этого чудаковатого кренделя то ли Айзеншпис, то ли Айзеншпиц, сам черт не разберет. А может, это вообще совсем другой человек.
С красотой получилось немного иначе.
Как и полагается по-настоящему творческим, не стесненным морально-нравственными рамками и другими обременительными условностями гражданам, к делу Фридман приступил с размахом.
Апофеозом широкомасштабного рекламного натиска:
ДЕВУШКИ С КРЕПКИМИ ЗАДНИЦАМИ
ПРИГЛАШАЮТСЯ НА КОНКУРС КРАСОТЫ
стало пятьдесят тысяч заявок на участие в конкурсе от девушек в диапазоне между двенадцатью и сорока девятью годами. Включая шестидесятидвухлетнюю Сару Абрамовну Заболоцкую, которая приходится Фридману родной тетей и была внесена в список под давлением семьи. Но с той поры как Сара Абрамовна, поливая традесканции, выпала в окно и начала прихрамывать на левую ногу, ее никто не видел.
Отборочная комиссия под чутким руководительством отца-основателя трудилась не покладая рук в табачном чаду и атмосфере редкого взаимопонимания. Вначале рыдали от смеха буквально над каждым письмом. Особо примечательные экземпляры развешивались на импровизированном стенде, расходились по рукам, через знакомых газетчиков публиковались в юмористических колонках "Литературной газеты" и "Московского комсомольца".
Затем, когда почту начали свозить грузовиками и масштаб затеянного сделался для всех очевидным, опрометчивую тактику сменили. Теперь из мешка с письмами кто-либо из членов отборочной комиссии, менее всего занятый дегустацией крымских портвейнов, свободной рукой вытягивал несколько конвертов и передавал их на рассмотрение вышеупомянутой комиссии. То есть попросту выкладывал на заляпанный липким пойлом стол. Остальная корреспонденция сразу именовалась мусором и относилась на ближайшую помойку уборщицей Раечкой.
После того как отборочная комиссия, превозмогая усталость и пессимизм, одобрила полторы тысячи реальных претенденток, операция, наконец, перешла во вторую стадию: интервьюированию кандидаток и разглядыванию их живьем. Здесь было еще веселее. Барышень просили раздеваться и читать собственные письма с выражением. Все хохотали просто до усрачки. По окончании экзекуции осталась сотня притязательниц, готовых идти до победного конца.
Красавиц, не прошедших горнило отборочного тура, здесь же, на четвертом этаже гостиницы "Пекин", утешали члены отборочной комиссии.
Читать дальше