Владимир Попов - Разорванный круг

- Пожалуйста, поменьше о себе и своей ноге, - нарушая прерогативы председателя собрания, раздраженно сказал Тулупов.

- Я буду краток, - повысил голос Карыгин, но продолжал развивать свои мысли не спеша. - У нас установились разные критерии оценки руководителей хозяйственных и руководителей партийных. К партийным требования повышенные. Исходя из этого, я считаю, что товарищ Брянцев до роли члена райкома КПСС не дорос. Во-первых, по политическим признакам. На заводе, которым он руководит, нет цехов коммунистического труда. И не потому, что нет достойных. Нет удостоенных. Директор завода препятствует тому, чтобы партийная и профсоюзная организации присвоили это почетное звание цеху, которым руководит товарищ Гапочка. Почему? Гапочка человек принципиальный, он всегда резко, но неизменно справедливо критикует директора, в чем вы убедились и сегодня, и потому любовью у него не пользуется. Вот Брянцев и вставляет палки в колеса и ему, и всему коллективу. Не достоин Брянцев чести быть членом райкома и по признакам моральным. Он не научился держать слово, данное рабочим. Пример? Пожалуйста. Обещал на собрании дать квартиру великолепному каландровожатому, фронтовику Заварыкину, который жил в землянке, а отдал другому человеку, хотя тот дважды проштрафился. Вот на основании всего этого я и отвожу кандидатуру товарища Брянцева.

Брянцев поднял руку, чтобы дать справку, но председатель жестом остановил его и предоставил слово Василию Афанасьевичу.

- Не знаю, что там насчет цехов коммунистического труда, - в этом пусть райком разбирается, - а вот насчет моральных качеств нашего директора могу сказать. - Василий Афанасьевич откашлялся, как показалось Брянцеву, многозначительно. - Нет человека на заводе, который бы тверже держал слово, данное рабочему, чем Брянцев. А Заварыкина оставил без квартиры не Брянцев, а помощнички. За это он дал им нахлобучку, своими ушами слышал...

- Так чего ж он в рот воды набрал! - выкрикнул кто-то.

- Не привык прятаться за своих подчиненных, - ответил Брянцев и признательно посмотрел на Василия Афанасьевича.

Поддержал Брянцева и Пилипченко.

- Мы хорошо сделали, что не спешили присваивать цехам столь высокое звание, - сказал он. - Мне кажется, мы стоим на более правильном пути, чем те, кто легко присваивает это звание и дискредитирует его.

Тем временем в зале поднимался шумок. Брянцев видел, что в президиум из ряда в ряд передавали какие-то фотографии. Передавали, предварительно просмотрев, и каждый, вручая фотографии впереди сидящему, искал Брянцева глазами. Удивление, смущение, гнев, иногда злорадство читал он на лицах, и постепенно любопытство сменилось у него тревогой. Наконец фотографии добрались до первого ряда, и человек, сидевший неподалеку от Карыгина, передал их в президиум.

У членов президиума тот же калейдоскоп выражений на лицах.

- Пусть Брянцев объяснит, что это значит! - потребовали с последнего ряда.

Поднялся Тулупов.

- У меня есть предложение, - сказал он, - самоотвод товарища Брянцева принять. Поручить заводскому партийному комитету разобраться в этой ерунде, - он указал на фотографии, лежавшие на столе.

- Пусть сейчас объяснит! - закричали в зале.

Брянцев встал, готовый выполнить это требование, но Тулупов остановил его.

- Товарищи, вы лучше других должны знать, что любые персональные дела прежде всего рассматриваются первичной партийной организацией. Что же мы будем устраивать тут спектакль?

Брянцев ловил на себе любопытные взгляды и ничего не понимал, кроме того, что ему нанесен удар. Но кем? Какой?

Когда счетная комиссия стала подсчитывать голоса, а участники партийной конференции смотрели кинофильм, Брянцев отыскал в фойе Тулупова. Секретарь райкома взял его под руку, и они долго ходили по коридорам Дворца культуры, отыскивая свободную комнату. Как на грех, в студии изобразительного искусства шли занятия, из-за двери другой комнаты доносилось нестройное пение, в спортзале было шумно. Наконец-таки нашли беспризорную комнатушку. Заперев дверь, Тулупов отдал Брянцеву фотографии.

- Для будущего семейного альбома, - мрачно пошутил он.

У входа в симферопольскую гостиницу он и Елена целуются. В ялтинском порту он преподносит Елене гладиолусы. Они с Еленой в ресторане. Под этой фотографией надпись: "Директор шинного завода испытывает свои шины". К фотографии прикреплено скрепкой письмо. Посмотрел первые строчки. "Родной мой, единственный, произошли большие события..." Заглянул в конец письма: "Несмотря ни на что, у меня такое чувство, будто я нашла дело по сердцу. "Не поздно ли?" - скажешь ты. По-моему, найти себя никогда не поздно".