Юзеф Принцев: Гори, гори, моя звезда

- За что? - удивился беспризорник.

- За все, - очень серьезно сказал Аркадий. - Поговорил с тобой - и вроде легче.

- Да ладно тебе! - насупился беспризорник и поднялся со скамьи. Может, ты голодный?

- Спасибо, - покачал головой Аркадий. - Сыт.

- В случае чего мы всегда здесь, - кивнул на чан со смолой беспризорник. - Свистни только!

- А не боишься, что облаву наведу? - прищурился Аркадий.

- Не наведешь, - уверенно заявил беспризорник и направился к выходу.

У самой калитки он обернулся, улыбаясь, блеснул зубами и помахал Аркадию рукой.

Аркадий махнул в ответ и подумал, что чумазый беспризорник очень похож на Яшку, старого его приятеля по командирским курсам. Тот тоже был белозубый и всегда улыбался.

В первый же день приезда в Москву Аркадий пошел на Пятницкую улицу и долго стоял перед домом, где еще сохранилась выцветшая звезда на доске с надписью: "4-е Московские советские командные курсы".

Стоял, смотрел на доску и вспоминал холодные классы, гулкие своды столовой, алюминиевые миски с пшенной кашей и тонким ломтиком высохшей воблы, большие медные чайники с морковным чаем.

Вспоминал, как припечатывали они шаг разбитыми ботинками по булыжной мостовой. Яшка запевал, а курсанты лихо подхватывали припев:

Прощайте, матери, отцы,

Прощайте, жены, дети!

Мы победим, народ за нас.

Да здравствуют Советы!

Проучились они недолго. Украина обливалась кровью в непрерывных боях с бандами Петлюры и Деникина. Курсанты были брошены на подмогу.

Аркадию припомнилась задымленная вокзальная платформа, теряющийся в сумраке строй бойцов, реденькая кучка музыкантов у знамени.

Поблескивая медью инструментов, они стояли, горбясь на холодном ветру, какие-то очень штатские, в потрепанных своих шинельках и почему-то в новеньких, только что со склада, суконных шлемах с красной звездой.

Коротко гудел где-то маневровый паровозик, и казалось, что это музыканты пробуют свои трубы.

Митинг перед посадкой был коротким и неожиданным. Командир сводного отряда вышел вперед, к знамени, откашлялся так, что зазвенели колечки амуниции, и хриплым, застуженным голосом сказал:

- Товарищи курсанты! Вы отправляетесь в тяжелые битвы. Будем смотреть правде в глаза: многие из вас никогда не вернутся из грядущих боев. Так пусть же в память тех, кто не вернется, кому выпадет великая честь пасть за революцию, сегодня играет оркестр. Смирно!..

Командир взял под козырек, военный оркестр заиграл: "Вы жертвою пали...". Потом скомандовал: "По вагонам!". В теплушку по сходням завели командирского коня, поезд дернулся раз, другой, затакали колеса вагонов, и все быстрей и быстрей уплывала, оставалась позади широко раскинувшая свои окраины Москва.

А потом был бой. Их первый бой за деревню Кожуховку, что под Киевом. И на задах деревни, на вытоптанных конскими копытами огородах, умирал Яшка.

Печально и горько трубил отбой юный трубач, почти мальчик, а Яшка хватался слабыми руками за поломанные стебли подсолнухов и шептал что-то свое и непонятное.

Потом хоронили еще и десять, и двадцать, и сто, и тысячу, но Советская власть жива, живет и никто с ней, товарищи, ничего не сделает, потому что трусов среди нас не было и не будет!

Аркадий раскурил погасшую трубку и вздохнул.

Сегодня он был у Данилова, заместителя самого Михаила Васильевича Фрунзе, и тот, листая затребованное из Реввоенсовета его личное дело, по пальцам считал занесенные туда благодарности за храбрость.

- Тебе сколько лет? - спросил Данилов.

- Уже двадцать... - ответил Аркадий.

- Старик! - засмеялся Данилов и задумался. - Завидная у тебя биография. Такое только в революцию бывает. А ты скандалишь!

- Кто скандалит?

- В Цека комсомола жаловался? В МК партии писал? А что ты на врачебной комиссии выкинул?

- Так они же бюрократы! - задохнулся от обиды и гнева Аркадий. Формалисты! Дышите, не дышите... Закройте глаза, протяните руки... Раз, раз - уволить в запас! Стрелять их надо!

Данилов, улыбаясь, покачал головой, потом долго читал подколотое к делу медицинское заключение и сочувственно сказал:

- Лечиться тебе надо, Голиков.

- Долечили... - буркнул Аркадий. - Из армии выкидывают.

- Думай, что говоришь! - одернул его Данилов и посмотрел на руки Аркадия.

Тот спрятал их за спину, но и там они продолжали дрожать. Данилов отвернулся к окну, будто так уж заинтересовала его воробьиная возня, и повторил:

- Лечись. Найдешь себе дело.

- Мне без армии не жить! - вырвалось у Аркадия. - Что я без армии?!