Надежда Лухманова - Доктор Бензенгер

Это было 16 лет тому назад, и молодой офицер, который теперь служит в одном из блестящих гвардейских полков, был тогда маленьким семилетним мальчиком; его звали Боря: худенький, тоненький, изящный мальчик с густыми, белокурыми кудрями до плеч, с большими не по-детски серьёзными глазами. Он носил тогда чёрную курточку с отложным воротником из широкого английского шитья, короткие панталоны, чёрные чулки и башмачки жёлтой кожи с большими пряжками. В 7 часов утра в один прекрасный солнечный день Боря, один на Пречистинском бульваре, представлял из себя курьёзное явление. Горничные, бежавшие в булочные, дворники, метшие тротуар, поглядывали на него с видимым любопытством и даже пробовали заговаривать, но мальчик шёл скоро, с озабоченным деловым видом.

Видя орла на вывеске и надпись: «Пречистинская аптека», он прямо вошёл туда.

С противоположной стороны бульвара, к подъезду той же аптеки, на рыженькой шведке подъехал господин громадного роста, здоровенный на вид, с седыми густыми волосами, некрасивым, но умным и замечательно симпатичным лицом.

За крошечным курьёзным мальчиком поднялся и он на ступеньки, осматривая ребёнка из-под своих очков.

— Вам что надо, мальчик? — спросил один из служащих в аптеке.

— Лекарство для мамы, — отвечал ребёнок звучным, просительным голосом.

— У вас есть рецепт, или вы по записке за готовым пришли?

— Нет, у меня ничего нет и денег нет, я пришёл просить лекарства, — спокойно и ясно отвечал мальчик.

Пришедший господин подошёл к ребёнку и положил свою руку на его кудри, так как на голове ребёнка не было шапки.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Борис Викторович А.

— Прекрасно, Борис Викторович, дай мне твою ручку, я доктор, скажи мне, что с твоей мамой?

— Она со вчерашнего дня молчит, — и у ребёнка покатились из глаз слёзы.

— Молчит? Но…

Доктор хотел спросить: «Она жива?», но запнулся.

— Она смотрит, дышит, кушает?

— Нет, не кушает, я ей давал, не хочет, а пить пила, она не всё молчит, а только мало говорит и совсем не смеётся.

— Кто же около твоей мамы теперь?

— Теперь никого, вот я сейчас приду.

— Ты? А где же прислуга?

— Прислуги у нас нет, дворничиха приходит утром убирать, а потом мы всё сами.

— Вы где же живёте?

— Тут близко, на бульваре, дом Тюфяевой.

— Ну, так вот что, Борис Викторович, поедем к твоей маме, я посмотрю, отчего она больше не смеётся.

— А лекарство? — настойчиво сказал мальчик и снова с горячей просьбой устремил свои большие глаза на аптекаря.

— Подожди, друг мой, сперва надо маму твою посмотреть и узнать, что у неё болит, потом я пропишу ей, и ты получишь лекарство.

Боря посмотрел пристально на большого человека, и как бы инстинктивно поняв всю его доброту, доверчиво взял его за руку.

— Мы пойдём, — сказал он, — у меня нет денег на извозчика, да тут недалеко, только пойдёмте скорей.

— Мы живо доедем, мой мальчик, садись, — и доктор, усадив рядом с собою ребёнка, сказал кучеру адрес.

Дом купчихи Тюфяевой был деревянный с мезонином и флигелем во дворе. Во флигеле она жила сама, дом отдавала «хорошим господам», а наверху в мезонине, в одной комнате жила вдова полковника, со своим сыном Борей. Плохая жилица! Пенсии видимо она не получала никакой, ходила куда-то на уроки, прислуги не держала. 9 рублей за свою комнату она, положим, платила, да только всё это, по мнению хозяйки, было ненадёжно, потому что много было в ней фанаберии. Бореньку своего одевала каким-то «принцем», и каждое утро, вместо того, чтобы оставить его играть на дворе, да на бульваре, с хозяйкиными детьми и целой оравой их товарищей, она отводила его куда-то в «детский сад», где платила за него 8 рублей в месяц.

Шутка сказать, самим, прости Господи, есть нечего, а 8 руб. за мальчишку в какой-то сад. Теперь жиличка была больна, и купчиха Тюфяева волновалась. Помрёт, хоронить надо, да и мальчишку своего прикинет.

Когда доктор подъехал с Борей к воротам, они во дворе встретили хозяйку, которая сразу догадалась, что приехавший господин был доктор.

— Вот молодец, Боренька, откуда ты доктора взял? Вот, слава тебе Господи! А я уже совсем струсила, думаю, ну, как помрёт твоя мамашенька-то; уж я её ходила смотреть, лежит да молчит!

— Мама не помрёт, — серьёзно отвечал Боря, — она мне сколько раз обещала, что не помрёт, пока я не вырасту.

Доктор молча пожал маленькую ручонку, и они поднялись по узенькой, скрипучей лесенке в мезонин.