Надежда Лухманова - Цимла

Четырёхмачтовый корабль «Цимла» с бортом переломанным, почти перерезанным посередине от высоты ватерлинии до планшира. Три задние мачты вынесены ветром, болтаясь на снастях, бились об его борта, четвёртая фок-мачта и бушприт ещё стояли, изодранные, безобразные клочки парусов как лохмотья савана на страшном привидении тряслись под напором ветра. Как мы узнали после, «Цимла» накануне, в страшный туман, столкнулась на всём ходу с английским барком, который врезался в середину её. Капитан «Цимлы» и часть экипажа успели соскочить на английский барк, который как менее повреждённый, и ушёл. 4 человека потонули, а 24 были спасены нами. Между ними было 8 человек учеников английских мореходных классов; более слабые и молодые из них были привязаны к уцелевшим мачтам, чтобы не дать разъярённым волнам, хлеставшим через борт, унести — «слизнуть» эти беззащитные жертвы. Два раза ездили мы на шлюпках за спасёнными нами людьми. Буря не утихала, бешеные волны гнались за нами, боролись, как бы желая отнять предназначенную им добычу. Когда все спасённые нами люди были укрыты, согреты и отданы на попечение опытных старых матросов, взоры всех нас опять приковались к «Цимле».

Корабль — это отчий дом для сердца моряков, и его страдания взывают так же громко к их чувству как и людские. «Цимла» — с опущенным носом, с поднятой кормой, с почти переломанной средней частью — билась на воде, как бы не сдаваясь врагу, рвавшему её со всех сторон. Наш капитан раздумывал. «Цимла» взяла «генеральный» груз и 3/4 его по закону принадлежат тому, кто спасёт его. Решено было взять «Цимлу» на буксир и зайти с нею в ближайший порт на северном берегу Франции.

С величайшим трудом удалось нам завести два проволочных каната и закрепить корабль настолько, что он мог двигаться за нами. Но кто будет держать руль на сломанном судне? Без этого он будет бессильно мотаться и затруднить наше, и без того не лёгкое предприятие. Капитан вызывал охотника.

— Сто фунтов стерлингов тому, кто будет держать руль на «Цимле»!

Сто фунтов стерлингов! Сердце моё забилось, если бы я мог привести матери такой подарок и сказать: я заслужил его своею храбростью и самоотвержением. Не знаю принял ли бы капитан мой вызов, как младшего из всей команды, но пока я колебался и боролся с каким-то неизведанным предчувствием, которое как призрак смерти смотрело на меня с пустого, изуродованного корабля, из среды матросов выступил грек, красивый, стройный парень лет 26. Этого грека любила вся команда за его необыкновенно красивые чёрные глаза, за его весёлый нрав и чудные песни, которые он певал нам на отдыхе.

Грека завезли на «Цимлу», и мы двинулись в путь. Страшным, безобразным привидением с фонарями, зажжёнными высоко на оставшихся мачтах, двигалась за нами в тумане и «Цимла». И жутко было сознание, что там, на корме, стоит теперь один-одинёшенек молодой грек, и, с трудом направляя тяжёлый руль, напрасно напрягает свои глаза.

К 11 часам вечера судно наше до того понизилось над водой, что замедлило ход до одного узла в час [2] 1 и 3/4 версты. .

Всем стало ясно, что корпус «Цимлы» уже под водой, и не только нет надежды пробуксировать «Цимлу» в порт, но что и сами мы неминуемо погибнем, если капитан не захочет расстаться с дорогим грузом. Все молчали, исполняли своё дело и только с напряжением глядели во мрак ночи, откуда как глаза гнавшейся за нами смерти бежали зажжённые фонари «Цимлы».

— Перерубить буксир! — раздалась команда капитана; вмиг перерубили канаты; как облегчённый грудью вздохнул наш корабль и быстро поднялся над водою. На всякий случай спустили шлюпку, но не успели гребцы взмахнуть вёслами, как из всех грудей вырвался один общий крик.

«Цимла», не поддерживаемая больше буксирными канатами, мгновенно погрузилась на дно, мелькнули только низко-низко над водою горящие фонари, и всё пропало в непроницаемом мраке.

Спасённых нами людей доставили в порт Франции, и мы все служащие получили по одному фунту стерлингов награды. Через несколько месяцев я был в России. Год, который я провёл после этого с матерью, загладил как на моих руках мозоли, так и все тяжёлые воспоминания трёхлетнего скитания на чужеземных кораблях; я подготовился и сдал экзамен на штурмана дальнего плавания, затем на следующую весну получил место старшего помощника капитана на одном из коммерческих пароходов на Волге, а затем, соскучившись по солёной воде, перешёл в море и теперь служу капитаном на большом купеческом торговом судне. Но ни время, ни жизнь не изгладили ещё из моей памяти судьбу «Цимлы», и какой-нибудь обрывок песни, блеск чьих-нибудь красивых чёрных глаз сразу вызывает в моей памяти как живой образ молодого грека, так безмолвно, так страшно просто погибшего на чужом корабле.