Юрий Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Я утешал себя...

Ну это так — сегодня, неудачно... Не повезло... Да я ведь многого не знаю... Не подготовлен, поэтому не понимаю, но время хватит... Я пойму, узнаю...

Завтра...

Странно... Но все тоже...

Большевики кричали: «Там, в эмиграции рознь... Там партии... Они дерутся»... Никто не верил.

Так неужели же, подумал я, они правы?

Я продолжал читать и начал понимать... Все время шла полемика и споры... Хотелось оправдать...

Что ж думал я, ведь это полюбовно... Все для победы над врагом... Нет, что-то нет... Все было тут не то. — Тут важно было победить друг друга.

Вот первый шок... Он неприятно действовал... но я надеялся и продолжал искать... Ведь я людей еще не видел, и думал здесь найти и правду, и исход...

Я был у белых... Там видел многое... И многое не ладное.

Прошло семь лет и снова я увидел то же.

Все те же партии, объединения, соединения... Центры, съезды. Платформы и программы... Все жалкий старый лепет... Слова... Слова... Дел никаких... Основы нет... Все мелко так, бессильно и смешно...

Кто во главе? Все те же злые старички со стажем.— Великая война... За ней две революции... Гражданская война... Все ими... Не нами, ими создано, и ими проиграно.

Их просят: Уходите! Но нет! Они все ссорятся и думают — За ними вся Россия. За ними — никого. Так, по три человека... И уж конечно не Россия...

Но это все отцы... Все главари, руководители... Все тени прошлого... Ни запад, ни Россия, так — серединочка... Они уж доживают и не родятся вновь...

Их много здесь. Но это ведь не все... А молодежь? А эмиграция? Масса? Дети?.. Так неужели же... Подумал я... Нет. Слава Богу нет... Совсем не то...

Здесь в душах кузница... Не слышно, неприметно здесь жертвенно куют любовь.

Здесь фабрики, заводы, труд... Здесь тягости и бедность. Нищета... Но здесь и главное: наш дух... Здесь Русь, и Русь действительно святая... Здесь просто. — Здесь тебе помогут, напоят и накормят и 10 франков в долг дадут.

Нет, нужно осознать, что мы одни... Мы эмиграция рядовая, мы офицеры, мы молодежь, мы все, которые на фабриках, заводах — мы одни. У нас нет руководителей, у нас есть братья там, — в Pocсии... И через голову всех главарей им руку мы должны тянуть.

Теперь, родная, мне хочется сказать тебе про главное... Во что я верю, что я знаю, и что мне кажется всего важней...

Была Россия.

Старая, давнишняя... Еще до нас... Там Дух был все... Во всем... Везде. — В царях, в церквах... В монастырях и странниках... В страданиях, в земле... Все было дух.

Там не было основы твердой, незыблемой идеи — Учения Христа... Там не было и знания мудрого... Слепою верой, совестью и интуицией Pocсия старая жила...

Но вот ей люди знание кинули... Не мудрость Божию, а полузнание... Как зверю кровь...

Россия приняла... Поколебалась вера... На смену ей пришли желания... Материя поравнялась с духом... Родился большевик...

Молчала мудрость древняя... Идеи не было... Молчала церковь и не дала основ...

Россия новая.

Я в Соловках. В руках у меня лом... Я должен выкорчевать изо льда какое-то бревно... На дворе мороз, перчаток нет... Лом холодный, тяжелый, тело ломает, работа бессмысленна...

Ко мне подходит парень... Ясные, чистые, глаза, на голове чуть на бок одета фуражка, на ней значок одного из высших учебных заведений...

«Друг! Дай помогу...»

Я передал лом... Сильными размашистыми, крепкими, верными ударами, он быстро расколол лед, выбросил из него полено и остановился...

Сдвинул на затылок фуражку, оперся на лом и подняв свои красивые глаза, как бы про себя не сказал, а скорее выдохнул: «Хорошо...»

Я не понял. Мы помолчали...

Вы за что? По какому делу?.. Спросил я его, чтобы начать разговор...

Он чуть улыбнулся и ответил: «Я Христианин...»

Что?.. Что?.. От неожиданности повторил я вопрос... Объясните...

«Вас это удивляет?.. И непонятно?»... Начал он. «Да. Я Христианин... Нас здесь партия... Мы прибыли с последним этапом... Все мы из высших учебных заведений и считаемся политическими. Но так как Запад на анархистов обращает меньше внимания, чем на социалистов, то нас не хотят переводить на политический режим... Мы объявили голодовку... После семи дней я сегодня первый раз вышел... Хорошо...» Вздохнул он, и продолжал:

«Мы не политики... Власть называет нас мирными анархистами... Мы не отказываемся... Это пожалуй верно... Мы не контрреволюционеры, мы скорее контр-матерьялисты... Мы ни белые, ни красные... Мы синие Христовы...»

Прозвонил колокол. Работа кончилась. И мы расстались, чтобы скоро встретиться...

Вечером, после поверки, когда каторга спала, забравшись в угол нар я сидел с ним и его приятелями в темном, вонючем, страшном Соловецком бараке. Все это была молодежь... Настоящая, здоровая, сильная, крепкая духом и телом, новая, самая новая молодежь России.