Николай Лейкин - Два соперника

— Нѣтъ, нѣтъ… Я хочу.

Мать сдѣлала дочери недовольную гримасу; та тоже отвѣтила гримасой, говорящей «я такъ хочу». Иванъ Артамонычъ замѣтилъ это и сказалъ:

— Отчего-же вы запрещаете? Пусть позабавятся. Юности попорхать хочется. Это очень естественное дѣло. О, счастливая юность! Позвольте ручку, Надежда Емельяновна.

Анна Федоровна, видя умильное до блаженства состояніе Ивана Артамоныча, опять приступила насчетъ денегъ на приданое.

— Мнѣ право такъ совѣстно, Иванъ Артамонычъ, но ежели-бы вы сейчасъ намъ могли дать хоть половину денегъ на покупки для Наденьки, начала она.

— Отчего-же… Съ удовольствіемъ. Я словно зналъ и захватилъ съ собой чековую книжку. Я могу вамъ дать чекъ даже на всю сумму… Позвольте перушко и чернилъ. Сейчасъ-же я вамъ и напишу.

Отецъ Наденьки бросился за перомъ и чернилами и принесъ ихъ. Иванъ Артамонычъ обмакнулъ перо и спросилъ:

— Тысячу рублей вамъ?

— Просила тысячу, да думала, что маловато. Напишите ужъ чекъ на тысячу двѣсти.

— Извольте, отвѣчалъ Иванъ Артамонычъ и сталъ писать, говоря: «тысячу»…

— Иванъ Артамонычъ, погодите… перебила его Анна Федоровна, вся вспыхнувъ:- позвольте ужъ еще разъ искусить вашу доброту. Мнѣ все думается, что и тысячу двѣсти будетъ мало. Вѣдь бѣлье и потомъ подвѣнечное платье… Напишите ужъ полторы тысячи, потому наше положеніе такое, что мы совсѣмъ безъ денегъ.

Иванъ Артамонычъ замялся.

— Изволите видѣть, я врагъ того, чтобы бросать деньги на безумную роскошь, началъ онъ:- но ежели…

— Пишите ужъ, пишите полторы-то тысячи. — кивнула ему Наденька, улыбаясь.

— Ваше слово — законъ-съ. Вамъ я не смѣю отказать.

Чекъ на полторы тысячи былъ написанъ и врученъ Наденькѣ.

— Боже, какъ вы добры, Иванъ Артамонычъ! Позвольте ужъ невѣстѣ поцѣловать васъ за это. Наденька, поблагодари жениха поцѣлуемъ.

— Да что вы, маменька… — Я лучше потомъ… — закраснѣлась Наденька. — А то мимо калитки шныряютъ дачники и оттуда все видно на балконъ…

— Цѣлуй, цѣлуй… Жениха цѣлуешь, а не посторонняго… Съ тому-же при отцѣ и матери. Тутъ ничего предосудительнаго нѣтъ.

Иванъ Артамонычъ, весь сіяющій, быстро отеръ мокрыя отъ кофе губы носовымъ платкомъ и, обойдя столъ, за которымъ всѣ сидѣли, подошелъ къ помѣщавшейся противъ него Наденькѣ и протянулъ губы. Наденька, косясь на калитку, подставила ему щеку.

— Въ губы, въ губы цѣлуй Ивана Артамоныча! Нечего щеку-то подставлять! — кричала мать.

Наденька помедлила и отвѣчала:

— Тогда пускай самъ цѣлуетъ.

Иванъ Артамонычъ направилъ поцѣлуй прямо въ губы и два раза сочно чмокнулъ Наденьку. Въ это время скрипнула калитка. Наденька вздрогнула и обернулась. Близь калитки, на дорожкѣ сада стоялъ гимназистъ Петръ Аполлонычъ. Онъ былъ на этотъ разъ въ мундирѣ, лицо его было искривлено въ самую ядовитую улыбку. Наденька взглянула въ его сторону и смущенно проговорила:

— Войдите, войдите… Вы все еще не уѣхали?

Петръ Аполлоновичъ ничего не отвѣчалъ и медленно, шагъ за шагомъ приближался къ балкону.

— Это тотъ самый, про котораго я говорила, что онъ отлично мазурку танцуетъ, пояснила Наденька Ивану Артамонычу. — Онъ нашъ сосѣдъ, живетъ вмѣстѣ съ матерью и сегодня они переѣзжаютъ съ дачи. Должно быть проститься пришелъ.

— Очень нужно! тихо пробормотала Анна Федоровна, отвернувшись, и прибавила:- Нахалъ!

Наденька хоть и старалась быть спокойной, но внутренно трепетала и думала: «А вдругъ онъ сдѣлаетъ скандалъ? Онъ дерзкій… Онъ на все способенъ… Пронеси Боже»!…

Петръ Аполлоновичъ вошелъ на балконъ.

Сдѣлавъ общій поклонъ и опять надѣвъ фуражку, Петръ Аполлонычъ прислонился къ колоннѣ и, ни съ кому особенно не обращаясь, началъ:

— Васъ, кажется, можно поздравить? У васъ семейная радость.

Глаза его были насмѣшливы, съ губъ не сходила ироническая улыбка. Наденька сидѣла ни жива, ни мертва. Отецъ и мать Наденьки не отвѣчали на вопросъ, но мать, указывая на молодаго человѣка, сказала Ивану Артамонычу:

— Вотъ-съ… Позвольте вамъ представить… нашъ сосѣдъ Петръ… Забыла, какъ по отчеству-то… Все Пьеръ да Пьеръ…

— Петръ Аполлонычъ, подсказала дочь.

— Да… Петръ Аполлонычъ. А это вотъ нашъ добрый знакомый Иванъ Артанонычъ.

Иванъ Артамонычъ протянулъ руку молодому человѣку и сказалъ:

— Слышалъ ужъ объ васъ, что вы танцоръ отличный.

— А я слышалъ объ васъ, что вы женихъ отличный, очень выгодный.

Ивана Артамоныча покоробило и онъ въ замѣшательствѣ сталъ поправлять воротничекъ сорочки на шеѣ. Мать Наденьки вспыхнула, но стараясь замять слова молодаго человѣка, сказала: