Николай Лейкин - Сборник рассказов

— Да нет, вы это бросьте! Голованову, про которого я рассказываю, все равно. Ему какое слово попалось на язык, то и ладно, — снова начал молодой купец. — Он вон теперь трактир не иначе, как капитуляций зовет. «Пойдем, — говорит, — в капитуляцию чайку испить да дизентерии по рюмочке выпить». — Чиновник захохотал.

— Как дизентерии? Да ведь дизентерия болезнь. Кровавый понос.

Молодой купец ударил себя по бедрам.

— Что вы? Ну, скажите на милость! А ведь мы думали, что дизентерия значит пьянство. Так и считали. Как же во всех газетах стояло: «В войсках свирепствует дизентерия». Мы и думали, что пьянство. Ведь придумают же эдакое мудреное слово!

— Вы бы уж спросили у кого-нибудь лучше.

— У кого спросить-то? У буфетчика, что ли?

Парамон Иваныч начал охать.

— Что вы? — спросил молодой купец.

— Ногу смерть ломит. По всему телу ломота. То в ребро жиганет, то в ногу, а то плечо… Давеча уж и то перцовкой в бане натерся, думал, что лучше будет, — ничего не лучше.

— Вы бы к доктору…

— К доктору? Нет уж, благодарим покорно! На своей шкуре изведали, что эти доктора-то есть.

— Верно, не к хорошему попали.

— Да ведь кто же его знает! Немец как немец. Заболело тут у меня плечо. Ну просто смерть! Всю ночь не спал. Наутро пошел в аптеку. Дай, думаю, полечусь. Пришел. За конторкой немец стоит. Нет ли, говорю, у вас какого снадобья помазаться? Плечо говорю, покою не дает. Посмотрел на меня этот немец, да и говорит: мы, говорит, так дать не можем. Вы к доктору сходите — что он пропишет, то и дадим. Вот здесь, говорит, рядом лечебница есть. Ну что ж, думаю, схожу. Отправился.

Парамон Иваныч остановился.

— Да что, и рассказывать-то не стоит… Срамота одна, — сказал он. — Никому я об этом не рассказывал, потому позор… Узнают у нас в рынке соседи, так еще дразнить начнут.

— Уж рассказывайте, коли начали. Я — могила. Ей-богу, никому не скажу, — ободрил его молодой купец.

— Да что, совестно… Ну, пришел я к этому доктору. Взяли с меня рубль при входе. Выходит сам. Вот ломота, говорю, по всему телу, спать не дает. Дайте, говорю, помазаться. «Надо, — говорит, — посмотреть». И велел мне раздеться. Разделся я. Уж он меня щупал, щупал… «Я, — говорит, — мазаться ничем не даю. Я водой лечу. Согласны вы?» Согласен, говорю, потому, думал я, что он мне наговоренной воды пить даст, ан дело-то вышло, чтоб ему пусто было, не то…

Купец опять остановился.

— Говорите, говорите… — послышалось со всех сторон. К разговору начал прислушиваться и священник. Купец продолжал:

— В гроб лягу, а этого леченья не забуду! Повел он меня из этой комнаты как есть нагишом в другую. Вижу — ушаты стоят, пожарные трубы какие-то, два солдата ходят. Робость меня взяла. Своих никого. Ну, драть начнут, думаю. Поставил он меня к какой-то решетке и сказал что-то солдатам. Те начали качать трубы да как жиганут в меня холодной водой. Свету я невзвидел. Начал бегать по комнате, а они из этой трубы в меня вдогонку. Я кричу: отпустите душу на покаяние, а они знай свое делают. Закричал караул. Оставили. Подбегает ко мне немец и говорит: «Позвольте, — говорит, — еще не все. Нужно, — говорит, — еще простыни со льдом». Смирный я человек, а чуть ему в бороду не вцепился. Увидал, что дверь в другую комнату отворена, как жигану туда и ну одеваться! Немец за мной. Я его ругать. Слышу, что-то полицию поминает. Владычица, думаю, унеси ты меня из этого вертепа поскорей! Кой-как накинул я на себя одежонку и драло домой! Даже чулки и жилетку у этого самого доктора забыл. Бегу по улице, а сам зуб на зуб не могу попасть. На улице мороз. Проходящие на меня смотрят, потому я как тигра какая бежал. Прибежал домой, и ударило меня вдруг в пот. Жена, дети спрашивают, что со мной, а я молчу. Потому как скажешь? Срам! Как ни допытывались, как ни спрашивали, так и не сказал. Жена в слезы и наутро молебен служить. О чулках и жилетке — ни гугу! Так и пропали! Так вот они, доктора-то!

Присутствующие начали хохотать.

— Ведь вы это в водолечебницу попали, — сказал чиновник военного министерства. — Знаете, лечение это от многих болезней помогает.

— Помогает или не помогает, а только, верите ли, положи мне сейчас пятьсот рублей и скажи «Иди к доктору» — не пойду. Потому шестой я десяток на свете живу, а эдакого срама не видал!

К рассказчику подошел парильщик.

— Там перцовки-то еще осталось. Коли не будете больше тереться, так я выпью ее… — сказал он.

— Пей… — отвечал купец.