Николай Лейкин - Сцены

— Уж и не говорите! Ужас, ужас. Просто словно перед светопреставленьем. А что насчет пирога с капустой — не беспокойтесь… С капустой-то я еще лучше… Особливо, ежели к нему паюсной икорки… Наверно, уж у вас есть?

— Нет, но я сейчас пошлю. Икра-то также в цене ужасной.

— Ежели посылать, то не стоит-с… Зачем же беспокоиться?

— Что за беспокойство! Девушка живым манером сбегает. Только предупреждаю: водку вам придется пить одному, потому мужа дома нет. Он в должности. «Никого, говорит, Сонюшка, мы к себе не звали, так я пойду».

— Жаль, жаль. Ну, да мы с графином чокнемся, а с груздочком насчет крепости поговорим.

— Представьте себе: ведь и груздочков я не покупала.

— А вот за икоркой-то будете посылать, так уж велите, кстати, и груздочков захватить. Груздочек вперемешку с селедочкой чудесно. Селедочка-то уж наверное есть?

— А вот я сейчас велю очистить. Да курите, пожалуйста!

Именинница ушла в другую комнату. До ушей гостя долетело ее восклицание: «Вот черт-то принес! Ни крестом, ни пестом отвязаться нельзя!» Гость проглотил эту пилюлю и в свою очередь прошептал: «Жадная тварь! Ну, да ладно, не отвертишься! И дернула меня нелегкая пирог ей принести!» Явился второй гость и поздоровался с первым.

— Дома именинница-то?

— Дома, только насчет угощения хочет отъехать. Самым нахальным образом закуску у ней выманил. И представьте, какая подлость: нарочно занавеси и шторы на окна не вешали, чтоб гостей к себе вечером не звать

— Ой!? А я ей пару арбузов вместо хлеба-соли принес. Вон там в прихожей лежат.

— Можете вы думать, ведь и я такого же дурака сломал с сладким пирогом.

— Когда так, я свои арбузы не отдам ей. Помилуйте, зачем же? Если я делаю приношение, то рассчитываю так, что могу вечером время провести и угоститься. Тогда я лучше эти арбузы Вере Афанасьевне… Она хоть сплетница и рассказывала моей жене о какой-то грродовихе, с которой будто бы я нахожусь в любовной связи, но все-таки у ней сегодня кухмистер ужин из трех блюд стряпает. Как только унесу я обратно эти арбузы? — задумался он. — Ведь она, пожалуй, потом выйдет провожать меня в прихожую, так при ней-то будет как-то неловко. Скажет: вот принес и обратно арбузы несет.

— А вы хватайте арбузы и уходите сейчас. Как будто бы вас здесь и не было.

— Но ведь вы говорите, что все-таки закуску успели у ней вытянуть. Рюмку-то водки при закуске и я выпил бы теперь с удовольствием. Особенно за компанию с вами. Знаете что: мы будем уходить вместе, а вы скажите ей, что эти арбузы ваши, что ей вы пирог принесли, а другой имениннице пару арбузов несете. Можете вы это сделать?

— Да она видела, что я пришел с одним пирогом и без арбузов.

— Ах, какая жалость! А ведь арбузы-то какие! Восторг!

— Тогда хватайте их, уходите скорей, отдайте их дворнику на хранение и потом снова вернитесь, чтоб закусить.

— Отлично! Да вы, батюшка, совсем гениальный человек на всякие изобретения!

Гость выскочил в прихожую, схватил арбузы, но тут же натолкнулся на хозяйку.

— Иван Петрович! Ах, боже мой! Я даже не слыхала, как вы и позвонились… Даже с арбузами вместо хлеба-соли… Напрасно только вы так балуете именинницу, право, не за что. Сегодня я именинница сухая, без угощения. Впрочем, спасибо.

Картина. [13] Впервые — «Петербургская газета», 1879, № 182; подзаголовок «Сценка»; подпись: Н. Лейкин. Начиная с середины 1879 года, Лейкин подписывает свои сценки в «Петербургской газете», не прибегая к псевдониму. Печатается по тексту сб. «Саврасы без узды».

В Александровском рынке на пороге одной из лавок с готовым мужским и женским платьем купец учил уму-разуму своего лавочного мальчишку. Сбив с него шапку и вцепившись ему в вихры, он показывал, «как белье полощут». Мальчишка выл, а стоявший против лавки разносчик с лотком яблок, смотря на эту сцену, приговаривал: «Прибавь, прибавь и от меня ему на пряники. Он даве у меня, чуть только я отвернулся, яблоко с лотка спер». Публичное учение мальчишек уму-разуму — происшествие для рынка в сущности очень обыкновенное, но на этот раз к купцу-учителю подошел сосед по лавке и шепнул:

— Доримедонт Федосеич, удержи граблюхи-то свои, а то неровен час — пройдет мимо член общества покровительства да и притянет тебя за жестокое обращение.

— За жестокое обращение! — отвечал купец, отряхая руки от приставших к ним волос. — Да что ж он, скот что ли, что за него покровительственное общество будет заступаться? Вот ежели бы он был лошадь…