Николай Лейкин: Говельщик

Великій постъ. Первый часъ дня. Въ трактиръ входитъ пожилой купецъ и садится за столъ около буфета.

— Давненько у насъ бывать не изволили, Родивонъ Захарычъ… привѣтствуетъ его изъ-за стойки буфетчикъ.

— По нынѣшнимъ днямъ нашему брату и совсѣмъ-бы по трактирамъ-то баловать не слѣдовало, отвѣчаетъ купецъ. Собери-ко чайку поскромнѣе.

— Ужь не говѣть-ли задумали?

— Говѣю. Грѣшимъ, грѣшимъ, такъ тоже надо и о душѣ подумать.

— Это точно-съ.

Купецъ вздыхаетъ. Служитель подаетъ чай.

— Это что же такое? спрашиваетъ купецъ, указывая на блюдечко съ сахаромъ.

— Сахаръ-съ… отвѣчаетъ служитель и пятится.

— То-то сахаръ! Ты меня за кого считаешь? За татарина, что-ли? Убери блюдечко и принеси медку или изюмцу…

— А вѣдь это, Родивонъ Захарычъ, я полагаю, одна прокламація только, что вотъ говорятъ будто этотъ самый сахаръ бычачьей кровью очищается? Потому, учтите, сколько бы этой крови потребовалось, замѣчаетъ буфетчикъ.

— Прокламація тамъ или не прокламація, а только коли мы истинные христіане, такъ себя оберегать должны, отвѣчаетъ купецъ и начинаетъ пить чай.

Молчаніе. Въ комнату входитъ тощій купецъ.

— Родивону Захарычу, почтеніе! выкрикиваетъ онъ тонкой фистулой, подаетъ руку и садится противъ толстаго купца. Чайкомъ балуешься?

— Да… Говѣю я, былъ у обѣдни въ Казанской, а вотъ теперь и зашелъ. «Да исправится молитва моя» пѣли… То-есть Господи, кажется, цѣлый день стоялъ-бы, да слушалъ! Просто на небеса возносишься…

— А я такъ лѣтомъ говѣлъ. Признаться сказать, тогда, передъ Успенскимъ постомъ, сдѣлалъ съ кредиторами сдѣлку по двугривенному за рубль, захватилъ жену и отправился на Коневецъ. Монашки тамъ маленькіе. Прелесть! Даже въ слезы введутъ. Въ тѣ поры мы не токмо-что масла, а даже горячей пищи не вкушали… Да, хорошо, коли кто сподобится! со вздохомъ заканчиваетъ тощій купецъ, умолкаетъ, барабанитъ по столу пальцами и спрашиваетъ:- а что, не толкнуть ли намъ по рюмочкѣ?

Толстый купецъ плюетъ.

— Никаноръ Семенычъ, да ты въ умѣ? спрашиваетъ онъ. Человѣкъ говѣетъ, а онъ водку!.. Пей самъ, коли хочешь.

— Я-то выпью…

Тощій купецъ подходитъ къ буфету, пьетъ и, возвратясь на свое мѣсто, говоритъ:

— Водка… То есть ежели сообразить: что въ ней скоромнаго? Гонится она изъ нашего русскаго хлѣба, монашествующимъ дозволяется… Пустяки! Чай-то, пожалуй, хуже, потому изъ китайской земли идетъ, а китаецъ его всякой скоромью опрыскивать можетъ… Дай-ко графинчикъ! обращается онъ къ буфетчику.

На столѣ появляется графинчикъ. Толстый купецъ вертитъ его въ разныя стороны, разсматриваетъ грань и, наконецъ, вынимаетъ изъ него пробку.

— Что, или выпить хочешь?

— Нѣтъ, что ты! Дивлюсь я, какъ это ныньче пробки эти самыя гранятъ! Чудо! А что, кстати, почемъ нынче судачина мороженая?

— Въ Воскресенье я по тринадцати покупалъ.

— Такъ. О, Господи, Господи! вздыхаетъ толстый купецъ, лижетъ медъ, пьетъ чай съ блюдечка и черезъ нѣсколько времени говоритъ: А вѣдь и водка, коли ежели по немощи, болящему, значитъ, такъ она во всякое время: разрѣшается, потому лекарствіе.

— Всякое быліе на потребу, всякое быліе Богъ сотворилъ, отвѣчаетъ тощій, глотаетъ вторую рюмку и тыкаетъ вилкой въ груздь.

Молчаніе. Толстый купецъ вздыхаетъ и потираетъ животъ.

— Съ утра вотъ сегодня нутро пучитъ, говорилъ онъ. Даве въ церкви такъ и рѣжетъ, пришелъ въ трактиръ — поотлегло, а теперь вотъ опять…

— Простуда… Сходи въ баню, да водкой съ солью… да внутрь стаканчикъ съ перечкомъ… Богъ проститъ.

— То-то, думаю… Баней-то мы, признаться, вчера очистились, а вотъ внутрь развѣ?.. На духу покаюсь. Ахъ! какъ сегодня отецъ Петръ возглашалъ: «Господи Владыко живота моего»… Умиленіе!.. Пришли-ко графинчикъ съ бальзамчикомъ!

— А на закуску семушки?.. откликается буфетчикъ.

— Чудакъ! Человѣкъ говѣетъ, а онъ рыбой подчуетъ! Пришли сухариковъ…

На столѣ стоитъ графинчикъ съ «бальзамчикомъ». Толстый купецъ выпилъ и говоритъ:

— Рюмки-то малы. Съ одной не разогрѣетъ.

— А ты садони вторую… Даже и въ монастырскомъ уставѣ говорится: стаканчикъ. Мнѣ монахъ съ Афонской горы сказывалъ… ей-Богу!

— Зачѣмъ стаканчикъ, мы лучше рюмками наверстаемъ… Закусить вотъ развѣ? Андронычъ, обращается толстый купецъ къ буфетчику, закажи-ко два пирожка съ грибами, да отмахни на двоихъ капустки кисленькой! И масла-то, по настоящему, вкушать не слѣдовало-бы… со вздохомъ заканчиваетъ онъ.