Вячеслав Подкольский - Лишние

Едва покрытые первыми весенними почками, деревья кладбища махали ветвями, призывая к себе и обещая под своею сенью покой. Стаи чёрных грачей меланхолическим криком подтверждали обещание деревьев, блестя чёрными пятнами на белом фоне ещё не растаявшего снега. Особенно много грачей было над только что засыпанной могилой, с временно воткнутым деревянным крестом, на котором значилось, что под ним покоится третьей гильдии купец Терентий Ильич Зайцев, жития же его земного было 76 лет. Грачи, видимо, считавшие себя владельцами кладбища, радовались новому обитателю, как всецело перешедшему к ним и покинутому только что так горько плакавшими родственниками и знакомыми, которые уже вышли из кладбищенской ограды и усаживались в экипажи и линейки. Бойкая старушка с торжественно-озабоченным лицом торопливо оделяла из белого узелка грошовыми булочками обступивших её нищих, зорко следя за тем, чтобы одному и тому же не попало двух, и повторяя каждому:

— За новопреставленного раба Божие Терентия!

— Богаделенок-то не забыли ли, матушка? — умильно, с низким поклоном обратилась к раздававшей милостыню старушке богаделенка из существовавшей при кладбище мужской и женской богадельни. — Уж так помянем, так помянем!..

— Как же, как же! Мешок крупчатки на блины и рыбки солёной послали, сорокоуст тоже… — успокоила богаделенку распорядительница и добавила. — Да ты садись на заднюю линейку, поедем помянуть…

— Покорнейше благодарю, благодетельница, только пойду у смотрительницы попрошусь… Я сейчас, в одну минутку! — ответила богаделка и, переваливаясь, заковыляла к жёлтому зданию, где помещалось женское отделение богадельни.

Счастливицу нагнал маленький, лысый старичишка с очками на кончике красного носа, изжелта-седой бородой и с повязанными красным платком ушами.

— Поминать-то позвали? — с любопытством и завистью спросил он.

— Известно! — не без гордости ответила старуха.

— Счастье вам, бабам! Вот я как ни старался вертеться, хоть бы тебе кто слово! А я уж заранее и у смотрителя отпросился.

Завидев входившую на крыльцо богадельни смотрительницу, богаделка опрометью кинулась к ней, не дослушав причитаний обиженного, и начала что-то говорить.

Через минуту, получив разрешение, она уже бежала к последней запоздавшей линейке и мимоходом пригласила подвязанного старикашку.

— Садись, поедем, ничего, меня там знают…

Он только этого и ждал и, живо забравшись на почти пустую линейку, уселся рядом со своей товаркой.

Когда проезжали мимо мужского отделения богадельни, на крыльце которого грелись на солнышке старики, кто-то из них крикнул:

— Гляди, гляди, кавалер-то наш никак поминать поехал!.. Вот счастливец-то, братцы!

Старичонка незаметно улыбнулся, делая вид, что не слышал замечания. Но товарка не преминула заметить от себя:

— Ты уж, пожалуйста, Ермилыч, на счёт спиртного-то, воздержись…

— Ну, вот ещё учить вздумала! — огрызнулся он, уже чувствуя себя вполне завладевшим позицией. — Не знаю я, как вести себя в обчестве!.. Велика штука — купцы! Не с такими обедывал…

— Да я только к слову, — оправдалась товарка. — Не вышло бы, как у Аникиных на именинах…

Ермилыч злобно фыркнул и отвернулся, не желая продолжать подобного разговора.

— Учить ещё вздумала! — бормотал он про себя. — Кого учит? На государственной службе прослужил тридцать лет!.. Медаль имею… Ну, чина, положим, из-за козней и несправедливости начальства не получил… Твой муж писарем у нас был, а я как никак всё же назывался чиновником!..

Долго злиться Ермилыч не мог, так как любил почесать язык и, скоро смягчившись, принялся обсуждать с товаркой текущие богаделенские дела и обличать начальство в воровстве, мздоимстве и т. п. преступлениях.

— А ты слышал? — таинственно обратилась к Ермилычу старушонка. — Чуть-чуть я не влопалась, как на прошлой неделе шла из отпуска и бутылочку с собой несла под платком… Меня никогда не обыскивают, знают, что я непьющая, а тут попадись эконом, — давно уж он на меня зубы-то точит! — «А, ну-ка, — говорит, — покажи-ка, что ты с собой несёшь?» Я так и обмерла… Туды-сюды… Да на моё счастье отец дьякон входит… Они с ним заговорились, а я и давай Бог ноги!.. Вот оно какое дело-то! — заключила она, сокрушённо вздыхая. — А много ли корысти-то получаю? На чай с сахаром едва-едва наберёшь… «Ты, — говорит, — вином торгуешь, пьянство разводишь!..» А что они без меня-то не найдут что ль водки-то?