Федор Решетников - Ставленник

— Точно так.

— А я Павел Ильич Злобин, а это моя жена Александра Антоновна, урожденная Тюленева.

Егор Иваныч поклонился.

— Папаша дома? — спросил Павел Ильич Егора Иваныча.

— В кабинете.

Зять с женой вошли в кабинет; немного погодя они вышли с благочинным. Благочинный представил их Егору Иванычу и им Егора Иваныча, сказав: мой нареченный зять, — потом с дочерью ушел в другие комнаты.

Через несколько минут вошел благочинный с женой, за ним разодетая и нарумяненная Надежда Антоновна и дети с Александрой Антоновной. Благочинный взял правую руку дочери и повел ее к Егору Иванычу.

— Знаешь ты его? — спросил он дочь.

— Нет, — отвечала она робко и гордо.

— Тем лучше для тебя. Вот твой жених, — сказал благочинный. Дочь ничего не сказала.

— Что же ты молчишь?

— Что мне говорить прикажете?

— Согласна ты или нет выйти за него замуж?

— Согласна, тятенька, — сказала дочь нерешительно.

— Ну, и делу конец. Возьмите руки.

Егор Иваныч конфузится, конфузится и дочь благочинного.

— Что же вы? — говорит строго отец.

— Надя, возьми руку Егора Иваныча, — говорит мать.

Надя строго смотрит на мать и сердито берет руку Егора Иваныча.

— Смотри у меня! — кричит отец.

— Садитесь рядом.

Все сели. Егор Иваныч сел около Надежды Антоновны. Семейные начали говорить о непокорстве дочери, жених и невеста слушают. Егор Иваныч смотрит на невесту, невеста смотрит в сторону. Так они просидели до обеда. За обедом то же самое. После обеда жених и невеста пожали руки. Завтра воскресенье, и по этому случаю Егор Иваныч показал благочинному сочиненную им и сказанную при архиерее проповедь. Благочинный велел ему сказать ее в соборе и после обедни прийти к нему, Просватание отложили на три дня.

— Ну, что? — спросил Егора Иваныча отец, как только он вошел домой.

— Хорошо. Сегодня благочинный представил меня зятю и невесте, а через три дня и просватанье.

— Ну, и слава тебе царю создателю! Как же теперь, Алексея-то Борисыча мы обманули, выходит?

— Разве вы давали ему слово?

— На вот! А зачем мы вчера у него были?

— Я же ведь вам говорил, что торопиться нечего.

— Ну, ничего… Как же ты, Егорушко, дела-то обделал?

Егор Иваныч рассказал все, с некоторыми прикрасами, а именно: что невеста девушка смирная, послушная и что ректор приказал благочинному отдать за него дочь.

— Слава богу, слава богу!.. Уж я непременно молебен отслужу. Свечку рублевую поставлю. А что же он меня-то не звал?

— На просватанье, должно быть, позовет.

— Экой гордый! Ну, да где мне с благочинным дружбу водить! так-тось…

— А вы, тятенька, если вам случится быть у благочинного, ведите себя скромнее.

— Уж я знаю. Да что я, разве не отец тебе? а, Егорушко?

— Через вас я могу лишиться невесты.

— Полно-ка ты толковать-то… Разве невест-то мало?

Егор Иваныч рукой махнул и пошел на улицу. Отец остановил его.

— Ты куда?

— Пойду прогуляюсь.

— Пойдем вместе.

— Я один.

— Ну, бог с тобой!.. Вот они, Анна Пантелеймовна, каковы ныне сынки-то!.. Ты их воспитывай, обучай, а они, как вылупятся на свет божий, и знать тебя не хочут.

Егор Иваныч обиделся этим.

— Тятенька, на что тут сердиться? Мне хочется одному заняться самим собой…

— Ну, и занимайся. Ты ведь священником будешь, протопопа получишь, а я так заштатным и умру… Куда уж мне! Ступай, ступай, бог с тобой, я пойду спать…

На другой день утром Егор Иваныч прочитал проповедь о блудном сыне. Когда он прочитал ее, она ему не понравилась, потому что тут почти ничего не было действительного, а написаны цитаты, тексты и разные фразы. На сарае крыша была высокая, и свет проходил сквозь отверстие, сделанное в простенке. Егор Иваныч встал, сделал важную позу, посмотрел вперед, направо к налево, как будто представляя народ, постоял немного и начал спокойным голосом читать. Прочитав вслух немного, он остановился. «Ей-богу, никто ни одного слова не поймет… Как тут лучше сделать? Постой… Проповедь благочинный не читал, я расскажу историю блудного сына, применяясь к нынешней, введу тут один рассказ из нашей современной жизни… Ловко ли будет? Нет, рассказ из нашей современной жизни в церкви неловко говорить, а расскажу историю блудного сына как можно яснее, без тетрадки, как говорят у нас приезжие профессора. Надо сказать так, чтобы их всех ошеломило… Конец об начальстве я выкину, а заменю другими словами… Вот она, наука-то! Четыре человека сочиняли, четыре головы работали, а написали очень плохо… Впрочем, и писали-то про начальство». Он начал опять читать с начала. Позу он выдержал. «Только бы в церкви не сконфузиться. Я думаю, что будут слушать, тем более что здесь еще молодые люди не говорили проповедей».