Дмитрий Мамин-Сибиряк - Том 4. Уральские рассказы

Доезжачий — старший псарь, занимающийся обучением борзых собак и распоряжающийся ими на охоте.

На реке Большой Иргиз (приток Волги) был расположен один из центров старообрядчества; здесь беглые попы отказывались от господствующей церкви, т. е. «получали исправу».

Аматер (фр. amateur) — любитель.

Свиданиям наедине (франц.).

Ночесь — ночью. (прим. автора)

Ночесь — ночью. (прим. автора)

Название одного из горных чинов. (прим. автора)

Лоцман. (прим. автора)

Казенник — большой железный винт, который вставляется в заднюю часть ружейного ствола.

Зароблю — заработаю. Таков говор в Пермском крае. (прим. автора)

Важеватый — внушительной, солидной внешности.

Бойцы. Очерки весеннего сплава по реке Чусовой

Впервые напечатаны в «Отечественных записках», 1883, № 7, 8. Автор работал над «Бойцами» в течение многих лет. В Свердловском областном архиве сохраняется рукопись под названием «Легкая рука». На первом листе рукописи надпись-автограф: «Первоначальная редакция „Бойцы“ — писана в 1874–1875 гг.». Это одна из самых ранних среди дошедших до нас рукописей Д. Н. Мамина-Сибиряка. Тема сплава по Чусовой разрабатывалась в ранних редакциях романа «Приваловские миллионы». В одном из вариантов романа (он назывался «Каменный пояс») сохранился план главы, воссоздающей острый конфликт между богатством и бедностью:

«Вот эта знаменитая пристань, с которой народ отправляет свое богатство и остается голодать, вот изнанка Ирбитской ярмарки, ее подкладка, вот источник богатств Архарова, благодетеля.

Толпы бурлаков — перекатная голь, захудалые, обросшие, грязные, голые, беднее самой бедности: вогулы, остяки, черемисы, татары, вотяки… Наступает день (1 мая) Еремея Запрягальника, и это море крестьянское заволновалось. Им снятся горы, леса, нивы… Голод, нищета, дети, жены.

Обед бурлаков: заплесненный, черствый, как камень, хлеб опускается в бурак и приправляется горячей молитвой… Пьют воду из бурака, а хлеб вытаскивают лучинками.

Пьянство этой голи напомнило Прив(алову) Ирбитскую ярмарку. Только там от избытка, здесь от горя…

А эти песни — эти поминки по живым, отпевание самих себя на родной кормилице-реке, и Привалов плакал, как ребенок, от этих картин — перед его глазами происходил страшный акт борьбы за существование.

Какие лица б(ыли) у бурлаков. В чем они б(ыли) одеты. Вот фундамент богатств Ляховского, Архарова и других…» (В сб. Урал. Екатеринбург, 1913, с. 86.)

Очерки «Бойцы» написаны в большей своей части на основе личных впечатлений. В юношеские годы Мамину неоднократно приходилось совершать поездки по Чусовой от Висимо-Уткинской пристани до Перми. Сберегая скудные свои средства, родители были вынуждены отравлять сына в Пермскую духовную семинарию с попутным караваном барок, подвергая его всем превратностям такого рискованного путешествия. Сплав барок, как видно из очерков «Бойцы», был смертельно опасен для сплавщиков, бурлаков и «пассажиров». Юношеские впечатления оставили глубокий след в памяти Мамина и дали материал для ряда его очерков: «В камнях», «Бойцы», «На реке Чусовой», «Вольный человек Яшка» и др.

Поправка доктора Осокина

Рассказ впервые напечатан в журнале «Русская мысль», 1885, № 12. При жизни писателя переиздавался в составе «Уральских рассказов». В ЦГАЛИ хранятся черновые варианты II и III глав рассказа. В журнальной публикации философия доктора Осокина (V глава) дана была полнее, чем в последующих изданиях.

Основу этого рассказа составили реальные факты. О встрече со студентами на приисках во время каникул и чтении под их руководством естественнонаучной литературы Мамин-Сибиряк рассказал в своих воспоминаниях «Из далекого прошлого», которые отличаются фактической достоверностью. «Мне было лет пятнадцать, — писал он а автобиографических очерках „Из далекого прошлого“, — когда я встретился с новой книгой. От нашего завода верстах в десяти были знаменитые платиновые прииски. Управителем, или, по-заводски, доверенным, поступил туда бывший студент Казанского университета Николай Федорыч. Мы с Костей уже бродили с ружьями по соседним горам, бывали на прииске, познакомились с новыми людьми и нашли здесь и новую книгу, и микроскоп, и совершенно новые разговоры. В приисковой конторе жил еще другой бывший студент, Александр Алексеевич, который, главным образом, и посвятил нас в новую веру. В конторе, на полочке, стояли неизвестные нам книги даже по названию. Тут были и ботанические беседы Шлейдена, и Молешотт, и Фогт, и Ляйель, и много других знаменитых европейских имен. Перед нашими глазами раскрывался совершенно новый мир, необъятный и неудержимо манивший к себе светом настоящего знания и настоящей науки. Мы были просто ошеломлены и не знали, за что взяться, а главное, как взяться „с самого начала“, чтобы не вышло потом ошибки и не пришлось возвращаться к прежнему.