Александр Амфитеатров: Болотная царица

— Витязь! Мы трое — послы къ тебѣ отъ Венда, царя Золотого города. Дозволь намъ говорить съ тобою. Коней и оружіе мы оставимъ у подножія холма по посольскому обычаю нашей страны, и вѣрь, что мы не нападемъ на тебя измѣной. Можемъ ли мы приблизиться къ тебѣ безъ боязни, что ты поразишь насъ?

Морякъ замолкъ… Мѣсяцъ доплылъ до облака и нырнулъ въ его глубь; небо потускло; вѣтеръ нежданнымъ порывомъ коротко свистнулъ въ ущельи; ночная птица гдѣ-то крикнула… Наконецъ послышался отвѣтъ — какъ будто издалека, глухой, сиплый, но такой могучій, словно весь холмъ вздохнулъ глубиною своей песчаной груди:

— Идите!

Богатыри поднялись на холмъ, поклонились всаднику и подивились его росту, коню и тяжелому оружію. Они хотѣли взглянуть ему въ лицо, но черная стальная сѣтка висѣла у него съ шелома на грудь, спину и плечи. Кольчатая рубаха, кольчатыя рукавицы, кольчатая обувь: весь всадникъ былъ — какъ выкованный изъ стали. Напрасно привѣтствовали его богатыри: онъ не отвѣтилъ имъ ни словомъ, ни наклоненіемъ головы. Богатыри сѣли на песокъ, и такъ заговорилъ первый изъ нихъ — убійца льва:

— Мы привезли тебѣ вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвѣтѣ у городскихъ воротъ. Вождь встрѣтитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нѣкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побѣдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народѣ! Я первый…

Но — на этомъ словѣ — затрепеталъ богатырь; голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманнѣе, чѣмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рѣчи, — богатырь-морякъ подумалъ: «вѣрно, оробѣлъ!» и продолжалъ, за него:

— Нашъ вождь и всѣ мы въ Золотомъ городѣ — дружина и народъ — одно тѣло. Не знаемъ, одолѣешь ли ты васъ, но, если и одолѣешь, дорого станетъ тебѣ побѣда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встрѣтишь въ бою…

Но тутъ и морякъ оборвался на словѣ: очи его расширились, волосы на головѣ зашевелились, колѣна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замѣтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:

— Что же прикажешь ты передать Венду?

И опять раздался голосъ, подобный вздоху песчанаго холма:

— Буду!

На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:

— Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?

Убійца льва сказалъ:

— У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холмѣ. За нимъ видѣлъ я великое полчище образовъ, блѣдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищѣ этомъ былъ… мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и дѣлалъ мнѣ знаки, чтобы я замолчалъ… О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!

Морякъ сказалъ:

— Я видѣлъ то же самое… и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бѣло, какъ известь, а на лбу краснѣла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здѣсь на горѣ и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.

— Братья! воскликнулъ третій богатырь, — у кого же были мы, кого видѣли, если онъ творитъ такія чудеса?

— Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.

— Это злой духъ! сказалъ морякъ.

— Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.

Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальнѣ. Безсонный лежалъ онъ на ложѣ, блуждая въ темнотѣ открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сынѣ и о своемъ народѣ, но не плакалъ и крѣпко сдерживалъ накипѣвшія въ сердцѣ слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стѣнѣ. Предъ разсвѣтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на головѣ и съ мечомъ у бедра.

— Вождь! замѣтилъ онъ: развѣ нѣтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.

— Да! возразилъ онъ. — Но не бойся: его не съѣла ржа, и онъ по рукѣ мнѣ, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ; имъ сослужу я послѣднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ мечѣ, - вѣщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Вѣрую въ него, и не надо мнѣ лучшаго меча! Сѣдлай мнѣ коня, и — смѣло на врага!