Князь мало видѣлся со своей дѣловитой супругой. Анастасія Романовна достала ему почетную, безденежную, но дающую чины и ордена, должность, назначила ему превосходное жалованье, не отказывалась платить его долги, когда онъ нѣсколько выходилъ изъ рамокъ опредѣленнаго бюджета. Въ первое время послѣ свадьбы, мужъ почти нравился Анастасіи Романовнѣ: такъ ловко вошелъ онъ въ границы ея требованій и, будучи фиктивнымъ супругомъ, съ замѣчательнымъ умѣньемъ сохранялъ, однако свое достоинство и служилъ весьма красивой декораціей для дома. Ему было запрещено ревновать и интересоваться дѣлами княгини — онъ смотрѣлъ сквозь пальцы на всѣ ея увлеченія и даже ни разу не заглянулъ въ ея контору. Въ обществѣ онъ держалъ себя такъ тактично, что многіе стали было сомнѣваться: ужъ точно-ли правда, будто князь только Менелай, «мужъ своей жены»? не настоящій-ли онъ ея глава и повелитель? Словомъ, князь сумѣлъ и женѣ угодить, и соблюсти свою амбицію. Но вдругъ его, какъ говорится, прорвало.
Къ концу второго года брака у Анастасіи Романовны родился сынъ. Незадолго передъ тѣмъ князь имѣлъ крупный разговоръ съ женой: онъ проигралъ въ клубѣ довольно солидный кушъ, и Анастасія Романовна отказалась заплатить этотъ долгъ, предоставивъ Ипполиту Яковлевичу покрывать его изъ собственнаго кармана своимъ жалованьемъ. Князь страшно обидѣлся, и его неудовольствіе совершенно неожиданно выразилось въ формѣ крайне рѣзкой и совсѣмъ ужъ неумной и непристойной. Кто-то въ клубѣ поздравилъ его съ рожденіемъ наслѣдника.
— Благодарю васъ, — отвѣтилъ князь, — но, право, когда этого ребенка называютъ моей фамиліей, мнѣ всякій разъ кажется, что вотъ-вотъ кто-нибудь обвинитъ меня въ плагіатѣ…
Сказалъ и спохватился, но поздно. Острота на другой же день дошла до княгини, а спустя недѣлю князь Ипполитъ Яковлевичъ уже сидѣлъ въ вагонѣ варшавско-вѣнской желѣзной дороги, уволенный женою, — какъ онъ выражался, — «по третьему пункту», со строгимъ — подъ страхомъ лишенія жалованья — наказомъ никогда не попадаться на глаза Анастасіи Романовнѣ.
…«О, повтори мнѣ: тебя люблю!»…
Отчаянно выкрикнутая высокая нота тенора оторвала Латвину отъ разговора съ Замойскимъ. Княгиня взглянула на сцену, встрѣтилась глазами съ Раулемъ, усмѣхнулась и пожала плечами.
— Этотъ-то… все еще предполагается! — брезгливо сказала она.
Замойскій тоже засмѣялся.
— Что же вы хотите, княгиня? — возразилъ онъ, — этотъ Львовъ — «предметъ» чуть-ли не всѣхъ здѣшнихъ дамъ и дѣвицъ. Одна психопатка даже отравилась изъ-за любви къ нему…
— То-то онъ смотритъ такимъ именинникомъ! Любимчикъ, значитъ? Эка ломается… и рожа противная; съ бонбоньерки сорвался. Вы, Владиславъ Антоновичъ, все-таки распорядитесь поднести ему что-нибудь завтра: пусть не думаетъ, что даромъ кривлялся цѣлый вечеръ и тратилъ свой огонь понапрасну…
— А вы даже и не слушали его! едва удостоили взглянуть на сцену! — продолжалъ смѣяться Замойскій.
— Не люблю я этихъ господъ! — почти съ досадой сказала Анастасія Романовна. — Сцена — гадкій міръ! Все на ней показное, продажное — и мысли, и слова, и чувства, и поступки. И знаете-ли? — какъ ни скверно думаютъ у насъ объ актрисахъ, но между ними я еще встрѣчала женщинъ съ хорошей душой; актера — не знаю ни одного!
— Ну, это ужъ слишкомъ…
— Право!.. Вы сами подумайте: можетъ-ли сохраниться въ мужчинѣ порядочность, разъ онъ обрекаетъ себя на вѣчный показъ? Его лицо, фигура, голосъ, поза, каждый жесть принадлежать публикѣ. У него голова только надъ тѣмъ и работаетъ, чтобы показаться зрительному залу мужчиной пріятнымъ во всѣхъ отношеніяхъ. Намъ, женщинамъ, простительно интересничать: ты — съ рожденія показной товаръ! Многимъ ли нужно отъ насъ что-либо кромѣ красиваго личика и тѣла? Но мужчину постоянная публичная выставка опошляетъ до отвращенія. Прежде я еще уважала болѣе или менѣе кое-кого изъ актерской братіи, но какъ-то разъ зашла въ Москвѣ за оперныя кулисы, и первой моей встрѣчей былъ N., несомнѣнно самый умный человѣкъ, какого мнѣ приходилось видѣть на сценѣ. И что же? Онъ — пожилой мужчина, почти старикъ, отецъ семейства — дрожалъ отъ бѣшенства и съ пѣною у рта кричалъ на портного за то, что бѣднякъ мало вырѣзалъ воротъ въ костюмѣ Донъ-Жуана: декольтэ ему, видите-ли, полагается по штату… Это-ли еще не верхъ пошлости?! Съ тѣхъ поръ кончено, — не выношу! И чѣмъ знаменитѣе актеръ, тѣмъ онъ для меня хуже…
— А, между тѣмъ, вы, княгиня, почти всегда въ ихъ обществѣ…
Читать дальше