Натан Щаранский: Не убоюсь зла

-- Только не забудьте прислать фотографии, -- говорю я им.

Снова мы остаемся в огромном самолете в тесной компании: я и чет-веро моих спутников из охранки. Два "хвоста" садятся позади меня, "босс" и "интеллигент" уходят в задний отсек.

-- Куда летим? -- спрашиваю я.

-- Не знаю, -- отвечает кто-то за спиной.

Взлетаем, набираем высоту. Сориентировавшись по солнцу, я вижу: летим на запад. Сжимаю в руках сборник псалмов, читаю свою молит-ву, а потом, чтобы отвлечься, пытаюсь вызвать "хвостов" на разговор. Те, однако, его не поддерживают. Вскоре к нам присоединяется "интел-лигент", но и он помалкивает. Так проходит часа два. Мы продолжаем лететь на запад.

Кто-то из сопровождающих протягивает мне сзади бумажный кулек:

-- Поешьте, если хотите.

В кульке -- бутерброды с салом и пакетик чая. Его я кладу в карман, решив выпить свой последний пайковый чаек, как только окажусь в Из-раиле, а бутерброды возвращаю.

-- Ах, простите, -- говорит кагебешник, -- вы, наверно, свинину не едите, мы об этом не подумали. Сейчас вам приготовят что-нибудь дру-гое.

-- Не беспокойтесь, -- отвечаю, -- я не голоден. А теперь скажите все же, что происходит? Куда мы летим?

И тут из-за занавески, разделяющей отсеки, появляется начальник. Он подходит ко мне и торжественно произносит:

-- Гражданин Щаранский! Я уполномочен объявить вам, что указом Президиума Верховного Совета СССР за поведение, порочащее высокое звание советского гражданина, вы лишены советского гражданства и как американский шпион высылаетесь за пределы СССР!

Свершилось! Я встаю и не менее торжественно говорю:

-- Я намерен сделать по этому поводу письменное заявление. Прошу дать мне ручку и лист бумаги.

-- Нам ваши заявления не нужны.

-- В таком случае я сделаю устное заявление. Во-первых, я очень рад, что через тринадцать лет после того, как я впервые возбудил хода-тайство о лишении меня советского гражданства, мое требование нако-нец-то удовлетворено. Во-вторых, после того, как мне объявлено, что я высылаюсь из СССР, и мне уже ничто не угрожает, я повторяю то, что говорил во время следствия, на суде и после суда: моя деятельность ев-рейского активиста и члена Хельсинкской группы не имела ничего об-щего со шпионажем и изменой. Я убежден в том, что, помогая желаю-щим выехать из СССР и тем, чьи гражданские права нарушались, я за-щищал не только их личные интересы, но в конечном счете -- интересы всего общества, в котором был вынужден жить вопреки своему жела-нию. Поэтому я надеюсь, что зачитанный мне сейчас указ -- не послед-ний документ в моем деле, рано или поздно меня признают невинов-ным, а тех, кто преследовал людей за их убеждения, накажут.

Высказавшись, я сел и стал читать тридцатый псалом Давида, зара-нее выбранный мною для освобождения: "...Превознесу тебя, Господь, ибо ты возвысил меня и не допустил, чтобы мои враги восторжествовали надо мной. Господь, Бог мой, я взывал к Тебе, и Ты меня исцелил... Ты сделал так, что мой траур сменился праздником для меня, Ты снял с ме-ня рубище мое и препоясал меня весельем. За это будет воспевать Тебя душа не умолкая, Господь, Бог мой! Всегда буду благодарить тебя!"

И тут я внезапно испугался, а вдруг все это -- сон? Ведь столько раз за эти годы я прилетал в Израиль, но, так и не успев обнять Авиталь, просыпался в холодном карцере!.. От победной уверенности в себе, только что переполнявшей меня, не осталось и следа. В этот момент гу-стые белые облака окутали самолет. Нет, это, похоже, и впрямь сон. Сейчас пелена растает, я проснусь, и яркий свет карцерной лампы уда-рит в глаза... Заныло сердце, я почувствовал, что меня знобит. Ничего, сейчас открою глаза, сниму с лампы плафон и согреюсь...

Самолет вырвался из облаков, и под крылом показалась земля. Где я видел такие маленькие узкие домики с косыми крышами? Должно быть, только на картинках. Нет, еще в Эстонии! Что же это за страна? Гол-ландия? Швейцария? Наверное, Швейцария -- ведь Буковского когда-то меняли в Цюрихе. И тут меня пронзила мысль: куда бы мы ни прилетели, здесь меня наверняка ждет Авиталь, и я ее сейчас увижу!

Я смотрел как завороженный на приближающийся аэродром, пыта-ясь разглядеть Авиталь. Колеса коснулись земли. На самолетах, мимо которых мы проезжаем, написано: "INTERFLUG". Мне это ничего не говорит. Но вот на глаза попадаются три буквы: DDR. Господи, это же ГДР! Восточная, подсоветская Германия! А значит, Авитали здесь нет...

У трапа столпилось множество людей, в том числе с кино- и фотоап-паратами. "Босс" вышел первым, подошел к местному "боссу", о чем-то посовещался с ним и, наконец, обернувшись ко мне, показал жестом: иди к легковой машине, вон туда.