Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II - Повести и рассказы. Мемуары.

Раз только заставил Собецкий Бубекина вновь насторожиться.

Как-то раз сказал он Анатоше просительно:

— А не подарите ли вы мне, Анатолий Сергеевич, те фотографии — помните?.. Или продайте… — Какие фотографии?..

А помните, вы мне повешенных показывали…

— Вот еще! — насторожился Анатоша. — А мне самому не надо? Нет, дорогой мой, таким снимкам после войны цены не будет!

— После войны им никакой цены не будет, — усмехнулся Собецкий. — После войны их будут целые альбомы… Впрочем, я готов купить их у вас.

— Четвертной за каждую!..

— Вы шутите.

— Нет, вы заплатите! — Бубекин не спускал глаза с лица субалтерна.

— Почему вы так думаете? — пожал плечами Собецкий и опустил глаза.

Потому что я помню, какое впечатление они на вас произвели, — Бубекин захохотал, он был удовлетворен. — Конечно, я шучу! — ласково сказал он. — У нашего фотографа вы можете достать сколько угодно копий по гривеннику за штуку. Но зачем они вам?

— Затем же, зачем и вам… Для альбома.

— В гостиной на стол?

— Ну нет! — и в этом «нет» прорвалась значительность…

А уж наступил март, прошел март, и позицию развезло весенней ростепелью. Стали поговаривать о скором наступлении.

В эти дни пришла Стойлову телеграмма. Телеграмму при Собецком принесли из штаба, и было в ней только четыре слова: «Мамаша вчера скончалась. Варвара». Стойлов прочитал телеграмму, вздохнул и вышел из землянки.

— Хороший у вас денщик, Анатолий Сергеевич, — сказал Собецкий. — И не дурак, кажется.

— Ничего. Только угрюм очень.

А вечером, стаскивая с барина сапоги в окопной грязи, Стойлов сказал:

— Телеграмма условная, ваше благородие: требуют бдительности.

И опять стало Бубекину нехорошо.

— Какой еще, к черту, бдительности! — выругался он. — В отхожее место мне с ним вместе ходить, что ли? Застрелить бы его, негодяя…

— Зачем стрелять! — усмехнулся Стойлов. — Тут тонкая работа нужна, ювелирная. Ну да уж теперь скоро…

— Что скоро?

— Скоро он себя должен будет обнаружить. — И, стащив промокший сапог: — Наша работа трудная, ваше благородие! Тогда с фотографиями-то вы на них нехорошо наседали.

— Ты нарочно опрокинул чайник?

— Конечно. Случайностей в нашем деле быть не должно.

— Иди ты к черту!..

— Слушаюсь, ваше благородие…

Вскоре что-то загрустил и Собецкий. Стал говорить о неприятных письмах из дому: жена очень скучает. Конечно, молодая женщина, как бы не набедокурила. И опять он переменил денщика.

В один из этих дней Стойлов сказал Бубекину:

— Такое дело, ваше благородие… Прапорщик Собецкий ищет себе подходящего человека в помощь и никак не находит. Не решается открыться. А без помощника он не может работать: ему нужно с нашего участка организовать перекидку своих людей к австрийцам. Ему пишут, его уже торопят, потому что весна, теплое время настало. Придется мне к нему перейти…

— Но как?

— Таким образом, ваше благородие… Завтра или послезавтра вы принесете свое и солдатское жалование. Положите деньги под подушку, а я будто украду и спрячу в сапог…

— Фу ты, черт, какая гадость!

— Ничего не поделаешь. Иначе нельзя. Необходимо.

— Да иди ты к черту! Кто кем распоряжается: я тобой или ты мной?..

Стойлов взглянул на Бубекина строго.

— В этом вопросе мы после разберемся, когда дело будет кончено, — сказал он.

— Да как ты смеешь, каналья, так со мной разговаривать? Стань смирно!

Стойлов беспрекословно вытянулся. Он твердо и спокойно смотрел на Анатошу. Помедлив несколько секунд, солдат сказал:

— Ваше благородие, я докладываю вам лишь о том, чего требует дело. Если вы против моего предложения, я снесусь со штабом армии.

— Ты?

— Так точно.

— Каким образом?

— У меня есть для этого возможности. Но только вы можете провалить работу четырех месяцев… Вас за это тоже не похвалят: с капитаном Такулиным шутки плохи…

— Черт! — выругался, сдаваясь, Бубекин. — Ну, стало быть, деньги найдут у тебя в сапоге. А дальше что?

— Вы на меня должны накричать. Браните меня как угодно. Потом напишите рапорт, чтобы меня под суд. Я же попрошу заступничества у прапорщика Собецкого. Он будет у вас просить за меня, — я уверен в этом, — вы простите, но прогоните меня из денщиков…

— И всё?

— Всё. Будьте покойны — он меня возьмет в денщики. Ему надо торопиться…

Всё задуманное удалось как нельзя лучше. Бубекин, обнаружив исчезновение денег, приказал обыскать Стойлова. Деньги были найдены в сапоге. Бубекин, накричав на денщика-вора, намахавшись перед его носом кулаками, посадил его под арест в землянку телефонистов, а сам сел за писание рапорта.