Сергий Чернец: Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы

© Сергий Чернец, 2020

ISBN 978-5-4498-5656-2 (т. 4)

ISBN 978-5-4498-5657-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В 20 лет Анжелика любила Игоря. В 24 года вышла замуж за Леонида, – не по любви, а по расчету, – расчёт был такой: что это добрый, умный, идейный человек (не материальный расчёт).

Супруги, Анжелика и Леонид живут хорошо, все им завидуют. И в самом деле жизнь проходит у них гладко, ровно, она довольна и, говоря с подругами о любви её высказывание не совпадает с мнениями других. Она говорит, что для семейной жизни нужна не любовь, и не страсть, а привязанность, привычка.

Но как-то вдруг заиграла музыка, знакомая с того времени, с двадцати лет:

и внутри груди Анжелики всё тронулось, точно весенний лёд, который треснул и поплыл, – поплыла и она, – вспомнила своего Игоря, свою любовь к нему и с отчаянием подумала, что её жизнь сгублена, испорчена навеки, что она несчастна; но потом всё прошло.

Через год опять был такой же «припадок» при встрече Нового года, опять прозвучала эта мелодия, как раз в тот момент, когда поздравляли с новым счастьем, – и в самом деле захотелось «нового счастья» (старого на самом-то деле), о котором мечтала она с Игорем в 20 лет.

А Игорь в Сочи или на каком-то другом южном курорте сошёлся с девочкой 22-х лет. Это была бледная субтильная бабочка (она её видела только на фото)…

– — – — – — – — – — —

Леониду не нравилась тёща, мама Анжелики, потому что от неё пахло яблоками. Духи Шахерезада пахнут чем-то сладким, напоминающим что-то кондитерское и вкусное, типа торта или пирожного.

Но ему нравилась Анжелика. Когда она спит, у неё блаженнейшее выражение лица, видимо ей снился красивый сон.

Анжелика была особенная не только для Леонида, но и для самой себя. «Человек не может жить без искусства (без роскоши), – считала она, – кроме идиотов, и в этом по её, Анжелики, мнению, главное отличие человека от всех животных, за исключением некоторых птиц, чудесно украшающих свои гнёзда.

И всё у неё было особенное. На подоконниках в горшках и длинных ящичках у Анжелики всегда росли редкие яркие цветы. Она за ними внимательно ухаживает. Иногда можно застать её за этим занятием: она рыхлит почву под цветами, поливает, обрызгивает поблекшие начинающие желтеть листочки из бутылочки с опрыскивателем. Вид у неё при этом сосредоточенный, губы вытянуты в трубочку, нарисованные глаза сощурены в щёлочки, под нарисованными выщипанными бровями.

Анжелика воображает про себя, что если у неё особенное имя, то и сама она особенная и весь организм у неё особенный, исключительный организм, который если болеет, то болеет по особенному и лекарства ему нужны особенные: если аспирин, то не простой, а «упса»… и поэтому родила она особенного сына, которого воспитывала по особенному. И назвала она сына особенным именем:…

Ей кажется, что её сын не такой, как у всех. Она пишет сыну, чтобы каждую субботу он менял постельное бельё. Он отвечает: почему в субботу, а не в понедельник? Она отвечает: ну хорошо, в понедельник меняй. А он: почему в понедельник, не во вторник?..

Но он хороший, как она считает, честный человек. Сын вырос негодяй, окружающие мучаются. Он учился в институте, за который она исправно платила; жил он в общежитии, рано захотев самостоятельности; занятия пропускал, потому что спал днём, все ночи проводя по клубам, а в ночных клубах, чем только не занимается молодёжь.

Но Анжелика искала сыну необычную, тоже особенную, невесту, подруги помогали и знакомили её с молодыми девушками. И раз в месяц сын приезжал на «смотрины», для знакомства с новой невестой, которую приглашала мама.

Невесты были разные, некоторые даже интересные для сына, и он даже продолжал знакомство, но не больше недели, прежде чем расставался с ними.

Невесты

Бывает так, что в тёмную келию монаха-постника, погружённого в молитву, вдруг нечаянно заглянет луч утреннего солнца и зайчики света заиграют на противоположной стене или сядет у окна на ветке растущего под окном дерева небольшая птичка-синичка и запоёт свою песенку, – и суровый, угнетаемый своей греховностью постник-монах невольно улыбнётся; и в его груди из-под тяжёлой скорби, как из-под камня, вдруг польётся родничком-ручейком тихая безгрешная радость.