Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II - Повести и рассказы. Мемуары.

Наш тигр.ЛA. 1941, № 2–6. Спутники Несмелова по переходу границы — подлинные лица; художник Степанов Александр Евгеньевич (1894–1985), окончивший Строгановское училище в Москве, в 1924 г. оформил обложку к поэтическому сборнику Несмелова «Уступы»; был весьма известен в Харбине, работал для театра, занимался станковой живописью — преимущественно пейзажной, много преподавал. Факты, которые сообщает Несмелов в этих воспоминаниях, поддаются проверке и говорят о высокой точности передачи событий. «фангули пуе» (кит.; букв, «поворачиваться не надо») — «не повернется», «его… игоян рыба, его капитан моря есть, игоян бога» (искаж. кит, — рус.) — «он как рыба, он хозяин моря, он как бог», «…перед четвертым апреля 1920 года, в последние дни перед ниппонским выступлением» — Митропольский приехал во Владивосток не позже 20 марта 1920 г.; очерк «Наш тигр» был опубликован в прояпонском журнале «Луч Азии», поэтому выступление именуется именно «ниппонским», как того требовала цензура. Арсеньев Владимир Клавдиевич (1872–1930) — по рождению петербуржец, получил военное образование, в 1900 г. прибыл на Дальний Восток, изучению которого посвятил тридцать лет жизни. Известность Арсеньеву принесли научные изыскания, основанные на материалах четырех первых и главных его экспедиций (1906–1910 гг.). Всемирную же известность принесли ему книги «По Уссурийскому краю» (1921), «Дерсу Узала» (1923), «В горах Сихотэ-Алиня» (посмертно, 1937). Его первые книги, объединенные образом удэгейца Дерсу Узала, вышли во Владивостоке в 1926 г. отдельным изданием под общим заголовком «В дебрях Уссурийского края». A.M. Горький направил Арсеньеву письмо (заметим, из Италии) с такими словами: «Книгу Вашу читал с великим наслаждением. Не говоря о ее научной ценности, конечно, несомненной и крупной, я увлечен и очарован был ее изобразительной силой. Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера…» Эта оценка Горького, надо полагать, временно спасла жизнь Арсеньеву. Между тем есть все основания думать, что «контрреволюционные» эпизоды, сообщаемые Несмеловым, в рассказе об Арсеньеве не вымышлены: опубликован он был в 1941 г., когда самого Арсеньева не было в живых, а его вдова, Маргарита Николаевна Арсеньева (1892–1938), уже была расстреляна за контрреволюционную деятельность, о которой писала в показаниях (безусловно под нажимом следователя, но даже фантазия на чем- то в данном случае базировалась), данных в НКВД после ареста в 1934 г.: «Я разделяла во всем его взгляды и интересовалась его работой в к.р. организации с момента ее возникновения в 1922 году» (цит. по: «Рубеж». Владивосток. 1995, № 864/2, с. 308). В показаниях Арсеньевой написано (скорее другим лицом, а ею лишь подписано), что советскую власть в Приморье она с мужем собиралась свергнуть не иначе как «путем установления тесной связи с белоэмигрантами в Китае» (там же, с. 311). «…на Семеновском базаре…» — на Семеновской (при советской власти Колхозной) улице размешался один из самых известных во Владивостоке базаров, где торговали в основном китайцы, притом преимущественно оптом (товар часто был краденый или контрабандный). Ю, ю…(кит.) — есть, есть. Кокойда…(кит.) — быстро, живо. «…оно уже широко оценено по достоинствам даже за границей» — произведения В. К. Арсеньева переведены на многие иностранные языки, издавались за рубежом более 50 раз. Предисловие к немецкому изданию романов Арсеньева (1924) написал Фритьоф Нансен. На арсеньевские сюжеты поставлен ряд фильмов, в том числе советско-японский фильм режиссера Акиры Куросавы «ДерсуУзала» (1975). «…он сложил свою буйную головушку в войсках Чжан Цзу-чана…» — в конце 1920-х — начале 1930-х гг. в войсках Чжан Цзучана (правильнее Цзунчана), видного деятеля китайской революции 1911 г… имелась «русская дивизия» численностью 3–5 тыс. человек под командованием белогвардейского полковника Нечаева. «Племянник… Председателя 3-й Государственной думы» — т. е. племянник октябриста Н.А. Хомякова, председателя Государственной Думы с ноября 1907 по март 1911 гг. «…сыромятными китайскими улами» — удэгейская обувь из лосиной шкуры, сшитой мехом внутрь, и плотной ткани. Утеплялась травой, «…старшему из нас нет тридцати лет» — еще одна путаница (намеренная?) с годом рождения: получается, что автор родился не ранее 1894 года. «Канка, чега ходи…» (кит.) — «смотри, вставай [и] уходи». «Машинка ваша мею?» (искаж. кит.) — «вы не мошенник?». Пелегрины — т. е. пилигримы, «…в корейской роте у Хорвата» — о Хорвате см. прим. к стихотворению «Построечники». «Шима конходи? Хо, пухо ю?» (искаж. кит.) — «Чего ты там делаешь? Хорошее, плохое есть?». «Пухо мэю» (искаж. рус. — кит.) — «плохого нет». Чен (кит.) — деньги, «…по два с полтиной с рыла» — т. е. десять рублей в данном случае представляют сумму, причитающуюся с четырех человек. Между тем несколькими строками выше Несмелов писал, что полицейский требует с них «шестьдесят рублей <���…> — по двадцать рублей с человека», т. е. с троих. Как и в рассказе «Le Sourire», Несмелов всё время путает число участников перехода через границу — то ли нарочно, то ли по забывчивости. В принципе ошибочны обе цифры, ибо число участников бегства именно в этих мемуарах названо точно — пятеро. «Доши чен?» (кит.) — «сколько денег?». «Мне не хочется» — Несмелов заканчивает эти наиболее подробные из сохранившихся воспоминаний о переходе границы как раз полным отсутствием «нашего тигра», почти прямо говоря этим, что «был бы тигр — не было бы воспоминаний».