Долго они ее уламывали по-английски. Господин Зуев стоял с меню у столика и тоже вякал, тыча пальцем в карточку:
— Розбрррат по-министерски, вэри гуд, мисс! Битки, вот как вкусно!.. — целовал кончики своих до коричневости прокуренных пальцев.
Но ребенок лишь с отвращением поднимал на него свои синие глаза и, отворачиваясь, твердил лишь одно:
— Но!.. но!.. но!..
И тут взор девочки упал на зуевского Барбоса, с ранней весны неизвестно откуда появившегося в «Волге, матери родной». Девочка бросила Барбосу косточку от супового мяса. Голодный Барбос, ляскнув челюстями, схватил ее, разгрыз и проглотил. Девочка бросила ему кусок хлеба — был проглочен и хлеб…
Тоскливое выражение исчезло с лица ребенка. Она захотела бифштекс. Она потребовала и розбрат. Она разрезала жаркое. Кусочек его съедала сама и такой же бросала псу. Так был скормлен и съеден бифштекс, так был скормлен и съеден розбрат. Были заказаны и битки…
Родители умилялись на младенца. Родители были богаты и ничего не жалели для своей единственной дочки. Они согласны были бы кормить до отвалу десяток псов, лишь бы, за компанию с ними, хорошо кушала и их дочка.
Ликовал, конечно, и Зуев, предчувствуя, что эти солидные иностранцы теперь уже на всё лето — его постоянные посетители.
Но не предугадал он одного…
В конце обеда англичанин встал, отозвал его в сторону и сказал, не без труда объясняясь по-русски:
— Моей дочери очень понравилась ваша собака. Девочка была больна зимой скарлатиной, и доктор прописал ребенку много разных лекарств, чтобы появился аппетит. Это необходимо, чтобы совершенно поправиться… Но ни одно лекарство не помогло — девочка совсем не ест. А сегодня, у вас, она кушает благодаря тому, что ей понравилась собака. Она ее кормит и кушает сама… Что?
— Милости прошу почаще к нам, мистер!.. Очень будем рады.
— O, yes! Но это часто неудобно… Разная погода. Часто это будет утомлять девочку… Прошу вас, продайте мне собаку, — я даю вам за нее десять иен…
Скажи Зуеву сегодня утром кто угодно, чтобы он подарил Барбоса, — и он с радостью бы его отдал: приблудившийся пес ни для чего ему не был нужен. Но тут неизвестно, что за вожжа попала Зуеву под хвост. Вежливое и щедрое предложение иностранца даже почему-то обидело ресторатора. Почему — он сам бы не мог объяснить. Всплыло и погасло нечто вроде воспоминания о том, что порядочный человек ни за какие деньги не продаст своего верного пса… Но какой же Барбос был верный пес? Он и сам-то, быть может, назавтра уже сбежит от избранного им хозяина. Кроме того, шевельнулась под патлами Зуева какая-то гордая мыслишка показаться англичанам таким человеком, у которого, ах, оставьте, вовсе не всё можно купить, что он, мол, хоть и отпускает обеды и торгует постопочно плохой водкой, но не всегда был таким, знал и лучшие времена, когда его принимали в лучших домах Саратова, и он на англичан да французов плевал с верхней полки…
На курносом лице Зуева появилось обиженное, оскорбленное даже выражение.
— Что вы! — даже затрепетал он. — Чтобы такую собаку продать, такого верного сторожа!..
— Пятнадцать иен…
— Чтобы друга за пятнадцать иен!..
— Двадцать…
Но «вожжа» действовала. Теперь упрямый Зуев не отдал бы Барбоса и за тысячу иен.
На помощь англичанину поспешила его супруга:
— Ваш собак будет у нас очень, очень каррош… Очень каррош! — умоляла она.
— Нет, нет!.. Чтобы продать свою собаку!..
— Вы будете навещай ваш собак! Раз в неделю вы приходить в гости к нам…
— Простите, мадам, — не могу!.. Что вы, — да ведь Барбос зачахнет без меня!
Девочка расплакалась.
Англичанка бросилась к Аделаиде Ивановне, восседавшей за стойкой. Та не сразу поняла, в чем дело, но, как только разобралась в положении, моментально решила:
— Давайте деньги и забирайте пса… Пусть он только хоть слово скажет… Сергей!
— Ну?
— Ты что, в уме? Тебе дают двадцать рублей за поган собаку, а ты из себя графа разыгрываешь…
— Молчи! Неужели ты моей души не понимаешь?
— Души!.. С утра водки нажрался… Сейчас же отдай собаку
— Сказал: не отдам!..
Порядочно выпивший, Сергей Сергеевич, конечно, ударил кулаком по столу. Девочка испугалась. Англичане, поторопившись расплатиться, покинули «Волгу, мать родную», в которой гремел и полыхал скандал. А когда он утих — увы, Барбоса не оказалось ни в ресторане, ни около него: несомненно, этот дачный бродяга увязался за прикормившей его девочкой и теперь уже, наверное, был в городе.
Читать дальше