Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II - Повести и рассказы. Мемуары.

НЕЗНАКОМЕЦ. Скажите! Он ничего не понимает, но он уже бледен, как полотно. Вы — похититель этой моей гравюры. Это — мягко выражаясь. Вы пришли в магазин «Факелы», рылись там на полках и утащили принадлежащий мне портрет Фомы Торичелли!

ТЕЛЯТНИКОВ. Но как вы смеете! Это ложь! Я не позволю!..

Я купил эту гравюру в магазине «Факелы». И это вовсе не портрет Торичелли, это портрет основателя итальянской бухгалтерии Луки Паччиоли.

НЕЗНАКОМЕЦ. Ну да!.. Я и говорю: Луки Пачиноли. Это друг моего деда, гвардии капитана Мутузова. Вы, мягко выражаясь вор! Что? Нечего, нечего хвататься руками за сердце. Сейчас же снимайте картину! Немедленно!

ТЕЛЯТНИКОВ. Но, но… я жаловаться буду!

НЕЗНАКОМЕЦ. Жаловаться? Хе-хе!.. Я вам пожалуюсь! Вы знаете, с кем имеете дело? Не угодно ли! (Вытаскивает из кармана какую-то бумажонку и размахивает ею перед носом Ивана Никаноровича.) Что? А? В два счета, в два счета! (Отпихивает Телятникова, лезет на диван, чтобы снять картину. Телятников падает в кресло, он почти в обмороке.)

ТЕЛЯТНИКОВ. Пощадите!..

БОЙ ВАСИЛИЙ (всё время стоявший в открытых дверях в переднюю, бросаясь к Незнакомцу и стаскивая его с дивана). Ваша цу, ваша Йорка игоян Тезминитов. Ваша не могу карабчи! Капитан хороший люди есть!

НЕЗНАКОМЕЦ (обороняясь). Цу, ты, морда! Вон! (Падает, сшибленный с ног Василием.) Ах ты вот как? Ну, ну, я пошутил! Я сейчас уйду!

ВАСИЛИЙ (бьет Незнакомца по лицу). Нетуля уйду, полица ходи. Моя ваша знай. Ваша машинка есть!

НЕЗНАКОМЕЦ (Телятникову, который несколько пришел в себя). На ваших глазах бой бьет русского человека, и вы молчите! Я апеллирую к вашему русскому национальному сознанию. (Василию.) Стой, стой, не крути руку. Я ухожу.

Мурочка своим ключом отворяет входную дверь и бежит через переднюю в гостиную. За нею тихонько входит Тезеименитов.

НЕЗНАКОМЕЦ (Тезеименитову). Меня бьют, помогите! Вы ничего мне не сказали про их боя. С вас еще десять рублей. Никак не меньше!

VI

Сейчас мы подошли к самому напряженному моменту этой Телятниковской истории. Тут от автора требуется…

Впрочем, от автора в данном случае ровно ничего не требуется, ибо он ничего не сочиняет, т. е. не выдумывает: он лишь вполне точно, ничего от себя не привнося, живописует истинные события в их последовательном течении. Другими словами, рассказ о портрете Луки Паччиоли и о происшествиях вокруг него — не писательская вольная фантазия, а не так уж удаленная от нас городская быль.

Излагая события, мы уже два раза отступали от повествовательной формы, от стиля рассказа, применяя форму драматическую. Изменим мы повествовательному стилю и в третий раз — отступим в чисто прозаическое рассуждение о сущности человеческих трагедий.

Тут, конечно, следует вспомнить о роке и о герое, который вступает с роком в борьбу. Это с одной стороны. С другой же, не находят ли дорогие читатели, что в истории Телятникова создается какая-то трагическая ситуация? В ней действуют какие-то могущественные силы; и точки приложения их, т. е. люди как ни топорщатся, ни пыжатся, но, в конце концов, все-таки исполняют их веления.

Рок (если уж выражаться как древние греки) разрушает чистые мечты Ивана Никаноровича, являясь в гостиную в виде усатого Неизвестного; но в то же время и тонко задуманный план Тезеименитова рок рассеивает руками здоровенного боя Василия. Видимо, древний рок измельчал и расщепился на отдельные крупинчатые рокики (или, если угодно, рочики), и эти дробненькие судьбочки только путают мещанскую жизнь, не доводя ее до подлинной катастрофы.

Так, конечно, оно и есть. Ведь героя-то в телятниковской истории никак не найти!

Ведь не Иван же Никанорович герой? Нет, он уж слишком глуповат для такой роли. К тому же, обязанность героя погибнуть в борьбе; Телятников же, как покажет дальнейшее, наоборот, процветет и успокоится.

Василий Константинович Тезеименитов? Но он способен только к нарушению уголовных законов, он — клоп. Клопов же не уничтожает даже землетрясение! Они выживают под развалинами городов и государств, чтобы затем наводнить кровати грядущих поколений. Мурочка? Боже мой, сколько жен желает смерти надоевшим мужьям, и сколько мужей вздыхают облегченно, провожая на кладбище останки своих благоверных!

А стало быть, трагическая ситуация телятниковской истории кроется не в сердцах и душах отдельных ее персонажей, а в самой пакостности жизни, которую им навязала судьба. Судьба… и вот мы опять добираемся до рока. Стало быть, телятниковская история — трагедия, хоть и не совсем греческая, а скорее специфически мещанская.