Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II - Повести и рассказы. Мемуары.

— Теперь днем, — начал фантазировать я. — Тротуар. Сначала показывают только идущие женские ноги. Торопливые, в туфельках. Тонкие щиколотки и высокий подъем. Потом, должно быть, поднимают аппарат, и появляются икры. Знаешь, бутылочками. Дальше уже во весь рост. Идет девушка, такая же, как нарисована в журнале, только, конечно, в платье, а не голая. Поворачивает лицо к зрителям и улыбается. И зубы, понимаешь, ровные, блестящие, белые…

— Клодиа или Танагра! — захлебываясь, крикнул Хомяк. — И она ужасно нуждается в ста франках, а это на наши деньги всего иен семь!

Степнов яростно зарычал и сел на кане. Мы с Хомяком даже не повернули к нему голов. Мы понимали, чем вызвано это рычание.

— Нас завтра ждет, быть может, кордон ГПУ, — бледнея и задыхаясь, крикнул Степнов. — Да если мы еще будем здесь валяться… Нет, к черту!.. Сегодня ночью мы выходим на Пограничную!

— А как же выберемся за городские ворота? С просроченным-то пео?

— Поможет дьякон, или я его задушу! Согласны вы идти?

— Во имя Клодиа, согласен! — крикнул Хомяк и кувырком слетел с кана. — Та-ра-рам!

— С гусаром и задаром! — ответил я. — Никогда еще Мпольский не отставал от компании!

IV

Теперь я старше на шесть лет. Теперь, когда я гляжу на пожелтевшие, сохраненные мной страницы этого журнальчика, когда я, вспоминая еще глубже забытые французские слова, читаю легкомысленные объявления тоже на шесть лет постаревших Танагры и Клодии, — я удивляюсь, как могли пошлые строки эти понудить нас, измученных, исхудавших, на опасный, трудный семидесятиверстный путь.

Однако сделали это именно они, строки этих пошлых объявлений.

И случайно ли, думаю я иногда, растрепанный номер парижского журнала оказался на нашем пути? Слишком уж невероятно длинна должна быть цепь совпадений, чтоб это произошло случайно. Не рука ли рока несла этот журнал из Парижа навстречу нам и в глухом китайском городишке бросила нам под ноги? Не случайно писала свое письмо и парижская мидинетка Танагра. Рок водил ее рукой, рок, который захотел спасти трех — нет, четырех: я ведь выбросил Ваську, — четырех мужчин, измученных блужданиями по тайге, исчерпавших все запасы мужества.

Тень женщины, вошедшая за циновку китайской харчевки. Запах женщины, который мы почуяли, как волк весной чует запах волчицы. Воля к жизни. Биология или чудо, в зависимости от взгляда.

Мы шли по ночам. Дорога ночью пустынна, ибо местность изобилует хунхузами. Ночью путники спят в охраняемых постоялых дворах. Заслыша лай сторожевых собак, мы сворачивали в сопки и обходили их. И так четверо суток.

Наконец с вершины горы мы увидели электрические огни Пограничной. Мы едва уже передвигали ноги, ибо последнюю чумизную лепешку мы съели еще накануне, разделив ее на три — вру: на четыре — части. И с вершины горы, в ночь, на белые электрические огни Хомяк, самый молодой и самый бодрый из нас, задорно закричал:

— Привет вам, Клодиа! Если мы будем когда-нибудь в Париже, мы разыщем вас и подарим вам тысячу франков. И ничего за это не попросим!

I

Кто в нашем городе не знал Мишу Батюшкова, того самого, что называл себя правнуком известного поэта, не ведая, что тот никогда не был женат и умер, не оставив потомства. Но друзья Миши, такие же, как он, русские эмигранты, не возражали против его родства с безумным поэтом, о существовании которого они если и знали, то очень смутно.

— Собственно, чем тут особенно гордиться? — думали они, пожимая плечами. — Какой-то Батюшков! Ему даже памятника не поставили. Мало ли их было: Языков, Баратынский, Бунин… Впрочем, Бунин еще жив… — поправлялись они, вспоминая о Нобелевской премии.

И говорили:

— Ах вот как?.. Это тот самый Батюшков, который написал «Среди долины ровныя»? Камергером был?..

Возмущал своих знакомых Миша другим.

— Ну зачем он врет, что был адъютантом у адмирала Колчака? Ведь это так легко выяснить, проверить! Только себя и слушателей ставит в неудобное положение. Краснеешь за него!

Но Миша не замечал кривых усмешек и перемигиваний: «Опять, мол, начал заливать!» Увлеченный своей очередной выдумкой, он уже несся как лавина, увеличивающаяся соответственно глубине падения.

— Вы видите это? — кричал он, показывая свой грошовый фотографический аппарат. — Как вы думаете, сколько он стоит?

— Ну, доллара полтора-два.

— Ха-ха-ха! — хохочет Миша, хлопая себя по бокам. — Мне, и то лишь по знакомству, уступили его за сто двадцать долларов!