Евгений Шкловский: Заложники (Рассказы)

Дома по окошки утопали в снегу и как бы выглядывали из сугробов, погруженные в тихую кроткую дремоту, только струился извилисто над некоторыми крышами узкий сизоватый дымок. И никак не взять было втолк, сон ли, явь, и какое, наконец, тысячелетье на дворе?

Похрустывала снежком под ногами русская ядреная зима, и валенки на вышедшем к нам мужичке в заломленной набекрень ушанке с болтающимися в разные стороны завязками тоже были вечными, как и его простецко-хитроватые глазки, небритая щетина на подбородке, черный ватник.

Россия, нищая Россия...

Куда бы мы ни шли, что бы ни делали в тот день, литература была неизменно с нами, я чувствовал ее теплое дыхание рядом, ее неотступный пригляд. Тысячелетье неизвестно какое, да это и не имело значения. В ее сопровождении мы тоже б ы л и и в с е б ы л о, даже если - и тот же мрак, и та же степь кругом...

4

В Писателе жил азарт.

Что-то заразительное, порывистое, своенравное, почти буйное, отчего рядом с ним особенно отчетливо ощущался собственный изъян. Кто ни холоден, ни горяч... И все совмещалось с редкой тонкостью и мягкостью третьеколенной интеллигентности, если не сказать - аристократизма.

Странно, но я не помнил его в Москве, в городе, в квартире, хотя и там встречался с ним не один раз, забегая к приятелю. Не вписывался он - в узкий коридор, даже в не слишком низкие потолки, во все это не очень большое и не очень маленькое, но - не е г о. Он и сам чувствовал. Говорил, что работается ему только за городом, в его доме. Там его жизнь. Настоящая.

Когда это стало особенно ясно, его самого уже не было н и г д е. Или все-таки был? Разве не может случиться так, что душа, раз и навсегда облюбовавшая себе земное прибежище, остается там на веки вечные? Не покидает его, а так и продолжает? Если она п о л ю б и л а?

Сколь бы ни был риторичен и литературен этот вопрос, выскользнувшее слово "полюбила" точно отражает суть вещей, суть отношения.

Он - любил.

Любил, наверно, так, как любят только в литературе. Возвышенно и идеально. И строил грандиозные планы, грандиозные прожекты. Простирая руку в сторону домашней речушки, которая впадала в постепенно зарастающий осокой пруд, с энтузиазмом говорил, что ее можно расширить, а пруд расчистить и углубить, построить настоящую плотину на месте полуразваленной, пустить в пруд благородную рыбу, устроить катание на лодках (над озером звенят уключины...), навезти чистого речного песка для пляжа... Здесь все, если взяться серьезно, если захотеть, можно благоустроить, перестроить, облагородить. Ведь исторические места - неподалеку древний Радонеж (название-то какое!), Абрамцево... Надо объявить эти места заповедными, очистить их.

Лицо вдохновенное, светящееся...

У него даже были разговоры с местными руководителями, которых он убедил подумать, ничего определенного пока, но он не терял надежды. В конце концов, не ему же одному это нужно. Нельзя жить одним днем, не заглядывая в будущее. Если мы не позаботимся, тогда кто же? Если мы не будем хозяевами, то кто?..

А еще большой мечтой его было, чтобы его дом стал местом, куда бы приезжали погостить или просто наведывались хорошие, интеллигентные люди поэты, художники. Как в прошлом веке. Или в начале этого. Чтобы объединяло одно - любовь к прекрасному. По вечерам бы собирались за самоваром - чай, музыка, беседы...

Это я уже слышал не от него самого, а от сына. Хозяин был по делам в городе, мы сидели одни за столом во дворе, курили, когда в калитку прошел невысокий, худой человек с низко падавшими на лоб волосами. Лица в сумерках не разглядеть.

Приятель поднялся навстречу, и они несколько минут о чем-то тихо говорили возле забора. Потом гость ушел, растворился. Оказалось, к отцу заходил товарищ, поэт Л., не слышал? Несгибаемая личность. Здесь его не печатали, только за границей, да и то редко.

Наверно, действительно замечательно, если бы мечта исполнилась, если бы близкие по духу люди встречались здесь, на веранде, под елями, сидели на диване и в плетеных креслах, а хозяин, крутя ручку, заводил допотопный граммофон, откуда бы, шипя, сквозь шум и треск, словно преодолевая время, лилась музыка, или кто-нибудь салился бы за рояль...

Идиллия!

Лишь изредка вдалеке прогрохочет электричка или прогудит где-то в невидимой вышине самолет, а так - аукается какая-то птица в лесу да комар звенит над ухом.

Покой и мир.

Мир и любовь.

Покой и воля.

О чем она еще мечтала, наша великая и могучая? Да-да, конечно же, о правде-справедливости. Об общем благе и благоденствии. О счастье!