Евгений Шкловский: Заложники (Рассказы)

Ах, как мы бежали тогда по зимнему, застывшему в морозной тишине, уже смеркающемуся лесу! Писатель впереди, я поотстав, а потом, разлетевшись, вдруг почти утыкался в него, наезжая лыжами на лыжи. И - видел близко улыбающееся, задумчивое, тонкое лицо, заиндевевшую бороду и покрывшиеся остриями сосулек усы. Он поджидал.

Опершись на палки, любовно оглядывал он всю окружавшую нас красоту синий снег, серое, но внезапно светлеющее и даже розовеющее небо, словно изваянные, в причудливых снеговых одеяниях ели, - и столько страсти, столько восторженного умиления этой нерукотворной красотой было в его взгляде, что и я, запыхавшийся, но всячески стараясь не подать виду, тоже начинал озираться, млел и дышал полной грудью.

Так ведь и красиво было поистине - как в иные безветренные дни после обильного снегопада, когда лес погружен в тишину почти неземную, тонет в ней, околдованной белизной собственных риз.

Да и какой же русский не любит?..

Во время очередной остановки, когда мы уже молча постояли рядом, полюбовались, подышали глубоко, выпуская из себя клубы пара, он неожиданно грустно сказал, словно продолжая давнюю неслышно звучавшую в нем речь, - да, когда сын был маленьким, лет шесть-семь, он его часто брал с собой на лыжах, и тот, закутанный, неуклюжий, смешной такой, но идет, палками старательно отталкивается, упадет, поднимется и снова идет... Трогательный. Теперь не вытащишь. Неинтересно ему.

Тени скользили по лицу, просветленно-печальному.

Неужели переживал из-за этого? А может, хотел, чтобы я, приятель сына, что-то ему объяснил, помог понять? Что я мог ему объяснить? Я и про себя-то толком еще не знал ничего, кроме того, что мне хорошо было рядом с ним в этом зимнем вкрадчивом лесу, в этой тишине и п о л н о т е, которую я снова ощущал здесь, как и несколько месяцев назад, летом.

Удивительное, несравненное чувство!

А вечером, уже совсем близко к ночи, натаскали березовых поленьев и протопили баньку, так протопили, что, раздевшись и войдя в парилку, сразу же и задохнулись, сразу поплыли в пылающе-красном, обволакивающем, расслабляющем, слепящем.

Жар здесь тоже был настоящий, чудом сохранившийся, неизвестно откуда взявшийся.

Веник прохаживался по моей и без того раскаленной спине все настойчивей, все яростней, все плотней прилегали к горящей коже острые, хлесткие березовые прутья, невмоготу было терпеть и дышать...

В какой-то миг выбросило меня на снег, голого, из разъятого нутра клокочущего жара, выбросило и понесло к заснеженным мосткам, к заранее приготовленной хозяином полынье, к чернеющей в ней, потревоженной в зимнем покое воде.

Бултыхнуться в ледяную воду, камнем уйти в нее, как приговоренному, и тут же взвиться, ошарашенному, с гортанным задышливым всхлипом, снова по снегу, к светящемуся запотевшему изнутри окошечку, в благословенный жар, где тебя уже радостно приветствуют, снова гуляют по тебе веником, улыбаются, восхищенные твоей решимостью. Теперь уже твоя очередь работать веником еще, еще, и вот так, и теперь вот здесь, эх-ма!!

Сам хозяин дважды бегал к проруби, оглашая тишину ночного леса пронзительными восторженными криками, так что вороны, испуганные, тяжело вспархивали с верхушек деревьев, сбрасывая с ветвей шапки снега, каркали недовольно. Розово-красный, распаренный, неожиданно совсем молодой, смеющийся - таким он потом еще долго помнился, как и банька, огненно раскаленная, ярко освещенная стосвечовой лампочкой, и рыжие бревна с капельками влаги, - как же там было жарко!

Мы уже давно, размякшие, сидели дома, кипятили чайник, заваривали, как было указано, а Писатель все не появлялся, все никак не мог расстаться с банькой, не весь еще жар вобрал в себя.

И то, что он был дольше, больше, задерживался или обгонял, поторапливал или сдерживал, спрашивал или просвещал, печалился или радовался, и маленькие стопки холодной водки, из холодильника, которые поставил перед нами как равными, и пламя в камине, колеблющееся, и тени, скользящие по потолку, и румянец на скулах, поверх бороды, - все было словно уже было видено однажды: и ждали, и сидели, и поднимали к губам, воспоминание в воспоминании.

В тот по-зимнему краткий и вместе с тем необычайно долгий, удивительный день ходили еще в соседнюю деревню, километрах в семи от дачного поселка, к печнику, с которым велись переговоры о ремонте отопительной системы в доме: то ли печку следовало подправить, то ли трубы где-то заменить, в общем, было дело...