Василий Шукшин - Там, вдали

-- Ерунда какая. Люди...

-- Да я не об этом. Жалко!

-- Чего жалко?

-- Ничего. Тебя жалко, что не понимаешь.

-- Понимаю, почему не понимаю. Жалко, что время зря много ухлопала?

-- Спи. Дай твою руку... Я не знаю: может, я испугаюсь, что оно такое большое...

-- Не бойся. Хорошее дело надумала -- не робей. Я тоже с тобой: рога черту свернем. Я ведь мужик крепкий, мне если что западет в башку...

-- Не хвались. А учиться будешь, я без отца давно реши-ла. Хорошо от тебя потом пахнет -- сосновым. Спи.

Петр засыпал счастливый. Иногда, когда он засыпал так, Ольга вдруг говорила сама себе твердо, зло и отчаянно:

-- Нич-чего у меня не выйдет.

Приехав в Крутоярское, Петр написал тетке письмо с новым адресом. Похвалился в письме, что живет хорошо. И вдруг получил телеграмму от дяди:

"Срочно выезжай тетя безнадежная".

Петр в тот же день выехал на родину.

Случилось так, что в тот день, в который уехал Петр, в село привезли хороший фильм. Ольга слышала о нем и ве-чером пошла в клуб. Сидеть ей пришлось рядом с молодым человеком, которого она раза два видела на улице, знала, что он учитель истории и географии, что сам откуда-то из Ленинграда, кажется. Худощавый, среднего роста, блед-ный, опрятно одетый. Ольга тогда еще подумала: "Интерес-но, как он о Стеньке Разине рассказывает: "Дорогие дети, Степан Тимофеевич был человек энергичный и очень муже-ственный..."?"

-- Здравствуйте, -- вежливо сказал молодой человек Ольге, когда она села рядом.

Ольга тоже сказала:

-- Здравствуйте.

И все. И стали ждать начала картины. Ольга, как бы меж-ду прочим, раза два глянула на него: сидит, облокотившись на спинку стула, терпеливо ждет.

Сеанс все не начинался.

Молодой человек ослабил галстук, посмотрел на часы.

-- Что-то долго они...

-- Вы давно здесь? -- спросила вдруг Ольга. Сама не жда-ла, что заговорит.

-- Здесь, в зале? -- простодушно уточнил молодой чело-век, повернувшись к Ольге; ей показалось, что он близору-кий. -- Минут пятнадцать уже.

-- Нет, в деревне?

-- В этой? -- опять уточнил молодой человек. -- В этой -- год.

Ольге сделалось весело: очень смешно он уточнял воп-росы.

-- Нравится у нас?

-- Почему "у нас"? Вы ведь сами приехали.

-- Я родилась здесь.

-- Да? В отпуск?

-- Нет, домой приехала. Совсем.

-- Хорошее дело, -- он произносил: "дево". Опять по-смотрел на часы. -Ужасный механик. Копуша.

Ольге хотелось разговаривать.

-- Нравится у нас?

Молодой человек сморщил лоб и погладил его вдоль морщинок средним пальцем (у него была такая привычка).

-- Нравится. Не все только.

-- Привыкнете, -- Ольга ужаснулась пустому слову. Стран-но, у нее пропала легкость, с какой она находила слова в лю-бом почти разговоре -ироничные, никогда не серьезные и всегда серьезные, более или менее остроумные и едкие. Парень предложил неожиданный тон разговора: про-стой и недвусмысленный.

-- Привыкнем, -- согласился он. У него, кажется, не бы-ло охоты разговаривать. Это задело Ольгу за живое. Она жда-ла, что он, изголодавшись по "светским" разговорам, пой-дет щеголять, станет показывать, что "и мы здесь" кое-что понимаем. Эдит Пиаф? Извольте: поет хорошо, а книжки писать не умеет. Нет такой -- женской литературы. Знаете, что подумала каждая третья женщина, прочитав ее испо-ведь: "Если бы я рассказала!.." После Чехова или Толстого так не подумаешь. Ну, что еще? Поэзия? Наша? Как ска-зать...

Было время, когда Ольге такие слова кружили голову, как вино, потом она научилась сама говорить их, потом они стали злить ее. Все это хорошо, мило, но очень уж дорого на-до платить.

Ольга ненароком еще раз посмотрела на молодого чело-века. Из каких же он? По облику, по костюму он даже не из тех, кто поначалу кружит голову, а из тех, кого и поначалу жалко: слабенькие, начинают с отрицания всех и вся, объ-являют жизнь "болотом", потом объясняются в любви. А кончают тем, что снова объявляют жизнь "болотом" и стес-няются давать деньги на аборт.

Сеанс все не начинался.

-- Ужасный механик, -- сердито сказал молодой человек и опять посмотрел на часы. Сердиться он не умел.

-- А куда вы торопитесь?

-- Да никуда!.. Но так тоже нельзя -- впустить людей и то-мить их тут.

-- Видите -- плохо в деревне.

Молодой человек вдруг негромко засмеялся. Ольге кровь бросилась в лицо.

-- Вы как шпион: потихоньку выспрашиваете у меня... -- смеялся молодой человек искренне, необидно. -- Если это самое плохое в деревне, я согласен ждать еще час.

-- Что же самое плохое? -- Ольга вконец потерялась. Ни-как не могла обрести легкий путь в разговоре. А говорить хо-телось. Она даже ругнулась по-мужски про себя. "Что со мной?"