Михаил Арцыбашев - Бунт

Блондинка улыбнулась, поймав ее взгляд на голубую ленточку.

Саша ответила радостной улыбкой.

— Какая вы хорошенькая!— с искренним восторгом сказала она.

— Правда? — коротким горловым смешком возразила блондинка.

— Ей-Богу!— улыбнулась Саша.— Только платье бы вам другое… и совсем бы красавицей стали… У меня одно было, красное, и вот тут…

Саша подняла руку, чтобы показать, но вдруг вспомнила, разом замолчала и, растерянно мигая, потупилась.

«Разве можно про это вспоминать?» — укорила она себя, с усилием подавляя в себе жалость о красном платье и желание рассказать о нем.

Блондинка не поняла Сашу и хотела переспросить, но в это время дверь отворилась, надзирательница на мгновение всунула желтую голову в комнату и отрывисто выкрикнула, точно скрипнула дверью:

— Полынова… к вам…

Полыновой оказалась женщина с большим животом. Должно быть, она, хоть и нацепила ленточку, никак не ожидала, что к ней придут. Она сильно и болезненно вздрогнула и как-то вся бестолково засуетилась, хватая руками и обдергивая ленточку и платье. Ее невыразительное длинное лицо побледнело, а тусклые голубенькие глазки выразили-таки растерянность и жалкий испуг.

— Ну?— крикнула надзирательница, и голова ее выскользнула.

Полынова, путаясь и торопясь, ушла за нею, все с тем же испуганным лицом, и Саше показалось, будто она перекрестилась на ходу, быстрым и мелким движением.

— Пришел-таки, — с выражением и сочувствия и насмешки, сказала блондинка.

Рябая отозвалась равнодушным басом:

— Все один черт… Не женится он… охота ему!.. А она— дура!

Тут только Саша заметила, что одна эта рябая и не думала прихорашиваться, а неподвижно сидела на своей кровати, придавив ее каким-то странно тяжелым телом.

Опять отворилась дверь и опять скрипнул сухой голос:

— Иванова.

Блондинка встала и засмеялась.

— Вы чего радуетесь? — сухо и недоверчиво спросила надзирательница.

Ее всегда злило и даже оскорбляло, когда эти женщины, которых она считала неизмеримо ниже себя и недостойными даже дышать вольно на свете, радовались или хоть оживлялись.

Но блондинка, не отвечая и все смеясь, поправила на себе волосы и пошла из комнаты.

Потом вызвали Сюртукову, ту самую толстую и дурнорожую женщину, которая ночью храпела, и Кох, бледную тощую девушку с бородавкой на длинной шее. Они ушли, и в комнате стало совсем пусто и тихо. Воздух был чистый, и всякий звук раздавался чересчур отчетливо и дробно, еще больше усиливая тишину и пустоту.

Рябая неподвижно сидела спиной к Саше, и по ее широкой обтянутой толстой спине нельзя было догадаться, дремлет она или смотрит в окно…

Саша почему-то стеснялась двигаться и тоже сидела тихо. Было что-то странное и тоскливое в этой неподвижности и тишине двух живых людей, в этой светлой и чистой комнате. И Саша начала томиться неопределенным тяжелым чувством.

Она стала припоминать то, что думала ночью, но оно не припоминалось, вставало бледно и бессильно. Саша старалась уже насильно заставить себя испытывать то радостное и светлое чувство, которое так легко и всесильно охватывало ее душу, притаившуюся в темноте под жестким темным одеялом. Но вокруг было светло бледным, ровным светом и пусто молчаливой пустотой, и в душе Саши было так же бледно и пусто. Саша поправилась на кровати, сложила руки на коленях, потом стала крутить волосок, потом тихо и осторожно зевнула, и ей становилось все тяжелей и скучней.

Рябая зашевелилась и не поворачиваясь спросила:

— А к тебе придут?

Голос ее раздался сипло и глухо.

Саша вздрогнула и поспешно ответила:

— Не знаю…— и удивилась.

«Кто ко мне придет? — вдруг с тихой жалобной грустью подумала она, и как-то ярко и мило ей вспомнились Полька Кучерявая, рыжая Паша и другие знакомые лица. Она вздохнула.

Рябая что-то тихо сказала.

— Чего?— робко переспросила Саша.

— Ко мне-то придти некому… я знаю,— повторила рябая с странным выражением не то злобы, не то насмешки.

Саша, широко и жалобно раскрыв глаза, смотрела в ее широкую спину и не знала что сказать.

— У вас родных нет… значит? — неуверенно пробормотала она.

Рябая помолчала.

— Как нет… сколько угодно… Купцы, богатые, родные братья и сестры есть…

— Почему ж они?..

— Потому…

Рябая оторвала это со злостью и замолчала.

А тут дверь опять скрипнула, и когда Саша быстро обернулась, желтая голова смотрела прямо на нее. Что-то в роде какой-то смутной, совсем неопределенной, но радужно радостной надежды вздрогнуло в груди Саши.