Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Зачеркнуто: «Друбецкой не хочет помочь мне, я так и ждал от него. Теперь всё кончено между нами. Но я не Борис, я должен помочь другу». (И как только Ростов вспомнил Денисова, он опять почувствовал запах гошпиталя и увидал эти завистливые взгляды, которые целую неделю преследовали его.) «Что будет, то будет, пойду прямо к дежурному и подам это письмо государю», подумал он. «Только бы дошло до государя», подумал он, «только подать мне ему самому, и государь не может не помиловать такого человека, как Денисов».

Зач.: Бецкий

Зач.: «Беда ли не беда, а подам письмо», подумал Nicolas и вошел в приемную.

— Что вам? — спросил лакей.

— Письмо его величеству.

— Пожалуйте к дежурному.

Дежурный был без сюртука в красных, шелком шитых, помочах, которых красоту заметил Ростов.

— Qu’est ce que c’est? [Что это?]

— Un petitionnaire [проситель], — сказал дежурный другому.

— Не принимай, надо ехать.

— После, после, — сказал дежурный, надевая мундир.

В это время вошел третий.

— Выходит, выходит... — и все побежали, застегивая сабли.

Зачеркнуто: ходит по морозу, так же как ходила ее мать, обманывая моего отца, и будет ходить ее дочь, обманывая моего сына. Ежели у меня будет сын», сказал он себе краснея. «Да, у нее будет не мой сын, который бесспорно будет носить имя Безухого, а я не имел права на это имя и получил его по особой милости царя. Милость царя! Точно»

Зачеркнуто: Торговка благодарит и рассказывает, что у нее сын болен. А я думал, что у меня будет сын.

Зач.: длинными

Зач.: черными

Зач.: которого смотритель называл превосходительством

Зач.: угрюмый, твердый и спокойный вид.

Зач.: адамовой головы.

Зач.: успокоительно

Зач.: не только учтиво и подобострастно, но благоговейно служил своему господину. Он

Зач.: «Тоже едет, как и я из Москвы в Петербург», думал Pierre, «и совершает путешествие, как будто может быть для него какая нибудь разница в том, что он будет в Петербурге или в Москве. Тоже читает книгу (я бы желал знать, какая это книга), точно он узнает что нибудь из нее; тогда как уже близок для него переход, который ничего не откроет, а все закроет для него...»

В то время, как Pierre, при виде этого старого человека, опять в мыслях своих пришел к тому же безвыходному углу отчаяния и безнадежности, проезжающий сделал знак своему слуге, чтобы тот вышел, и пристальным, ласкающим и вместе строгим взглядом, таким взглядом, каким смотрят только люди, привыкшие к власти, стал смотреть в лицо Pierr’a.

Зачеркнуто в четвертой редакции: Как только Пьер услыхал этот пронзительный и торопливый голос, он вдруг понял, что всё, что он думал и что ему говорили, — было вздор. Ему стало стыдно.

Зачеркнуто: Прошло два года.

Зач.: на образец французских

Зач.: с помощью возвышавшегося тогда из ничтожества Сперанского.

Зачеркнуто: тогда как сущность побуждения изменять лежит только в том, что старое надоело, что из старого устройства видны только невыгоды, а удобства незаметны, что уже забыт тот труд, который был положен на то, чтобы ввести это старое, когда оно еще было новое, и что молодости нужно положить свои силы.

Зач.: и т. п. фразы, служащие только предлогом для того, чтобы удовлетворить потребности молодости разрушать старое и творить новое, т. е. после старого жильца — убрать квартиру по своему вкусу, покуда еще есть на то энергия и охота.

Зач.: Эти нововводители совершенно разумно говорили, что во Франции и Англии учреждения лучше: там например есть ответственность министров, есть конституция, есть доступ всех сословий к высшим должностям, есть habeas corpus [хартия вольностей] и такие же постановления делали у нас.

Зач.: Они были совершенно правы, но забывали только одно, что эти преимущества вынесли Франция и Англия из революций, принесших вместе с преимуществами и много зол, и что нельзя взять одни преимущества без невыгод, что нельзя удержать самодержавную власть и конституцию, что лучше бы было бессомненно, ежели бы корова могла и под верхом ходить, но что нет на свете коровы-лошади и что надо выбирать одно из двух: или верхом ездить или молоко пить, а к лошади нельзя пришить коровье вымя, а к корове лошадиные ноги. Консерваторы, Карамзин с своей запиской о старой и новой России и другие, были тоже правы, но они забывали, что тот старый порядок, который они защищали, был точно также когда то новым и тоже, по примеру других, насильственно пришит к еще прежнему порядку.