Я так и сказал Ефиму:
- Вот и все.
- Что - все? - спросил Ефим. - Что - все? Только начинаем... Ты знаешь, что тебя ждет?
- Давай расплачивайся, на улице поговорим. Накурено до невозможности, ты этого не любишь... Мы засиделись, - сказал я, подумав, что Шлайну сподручнее будет разговаривать на ходу.
- На улице морозит. Ветер. Давай здесь.
Не нравился он мне сегодня. Казахстанский донос, о котором говорил Вольдемар-Севастьянов в Ташкенте, определенно дался ему нелегко. Я бы сказал, переломал в нем кости, может, и позвоночник вывихнул.
Я достал из нагрудного кармана пиджака пластиковый прозрачный пакет с газетой и положил перед Ефимом. Хотя бы этому пусть порадуется.
- Европеец на снимке - твой будущий убийца? - спросил Ефим.
- Нет, жертва.
3
Все-таки я вытащил Шлайна из проклятого места и привез на такси в кафе-театр "Берлинский декаданс", показанный когда-то Пфлаумом, в Шлоссгартене. По продолговатой сцене, обставленной с обеих сторон десятком круглых столиков, метались европейки, негритянки и азиатки, постепенно лишаясь одежд. Спектакль назывался "Эйнштейн на пляже".
Лучшего амбьянса для работы при нашем настроении не придумать. Ефим, надувшийся поначалу на высокое искусство, как мышь на крупу, из-за девиц, пообвык и вместо пары рюмок заказал бутылку "Курвуазье". Ему вообще нравились кабаре.
Антракты устраивались каждые полчаса. Публика должна есть и пить, искусство для искусства, торговый оборот для прибыли. Ритм, который задали антракты нашему совещанию, вполне подходил. Музыка, пение, шум и гвалт позволяли разговаривать в открытую.
Ефим утвердил мое предложение о покупке квартиры у художника в Чимкенте. Пристрелочный подход к Жалмухамедову: предложить ему бартерную сделку, обмен его площади на московскую. Некто назначенный конторой звонит и говорит, что приходиться переезжать к любимой теще в Казахстан, не согласится ли художник, если... ну, и так далее.
Возвращение в Казахстан, забыв свое желание дезертировать, я предлагал тем же путем, каким выехал: Ташкент, Чимкент обязательно, если потребуется Астана, Алматы и потом - Москва. Стартовая точка второго этапа операции квартира Жалмухамедова. Осмотревшись в обстановке и оценив настроения завербованных мною Ляззат и Притулина, я сосредотачиваюсь на получении документов от Ивана Ивановича Олигархова через их посредничество. Ибраева обхожу стороной так долго, как будет возможно. Вообще на поверхности не появляюсь. Въезжаю с российским паспортом, собственным, и ухожу в подполье. В любом случае, газета со снимком посланца Олигархова или Второго, как я его называю, и героинового князя ляжет на рабочий стол Ибраева после моего исчезновения из страны, не раньше. Никакого участия в игре, которую ведут между собой полковник Жибеков и подполковник Ибраев. Ее суть и форма пока для нас интереса не представляет, только отслеживать.
И это все, что Ефим Шлайн санкционировал.
- У тебя, конечно, остались вопросы? - спросил он.
- Ибраев предъявлял снимки Колюни в кампании виолончелистки. Спасибо...
- Заметил?
- Паренек с полным ртом зубов, а мой щербатый. И девица крашеная, я имею в виду её рыжину. Ты уверен, что ибраевские соглядатаи не выявят подмену?
- Они спят на ходу. Работай спокойно. Колюня с этой... с виолончелисткой сидят на моей даче. С трех сторон по двести метров снега, след от вороны и тот заметен. У входа пост... С рыжей вообще повезло. Ни одного выходного за месяц не взяла. Звонил тестю?
- Пока по-старому, - сказал я.
- Включи телефонный счет в накладные. Принимается без звука... Ты что-то не договариваешь, Бэзил. Что именно?
Свет притушили, и на подиум выбежал Эйнштейн в парике, который использовался как фиговый лист. Поющие девицы, пританцовывая, прикрывали его неглиже.
Ефим перегнулся через столик и настойчиво повторил:
- Что именно, я спрашиваю?
- Этот на газетном снимке, - сказал я. - Не из ваших, конторских?
- Из наших, - сказал он без колебаний, будто сдавал его противнику. Бывший. Мы вместе учились, потом его отправили в Азию. Специализация антитеррористические операции... В этом духе. Почему ты спрашиваешь?
- Потому что ты спросил первый.
- Что я спросил?
- Не он ли мой будущий убийца. Предполагалось как само собой разумеющееся, что он - убийца. Твой интерес относился только ко мне. Вот я и решил...
- Ты правильно решил. Что еще?
- Живым меня из Казахстана он не выпустит.
- Почему?
- Я устал орать, Ефим... Дождемся антракта!
Читать дальше