Николай Лейкин - Мамка-кормилица

— Кажется, для тебя, Еликанида, этой каши будетъ слишкомъ много.

Красивая мамка улыбнулась и отвѣчала:

— Что вы, барыня! Да тутъ самая малость.

— Понимаешь, манной каши тебѣ прописано не болѣе двадцати граммъ на пріемъ. Я убавлю двѣ ложки.

— Что вы, барыня! Я ѣсть до смерти хочу. Что-же тутъ осталось-то? Хлѣба положено — курица больше съѣстъ. Котлетка самая махонькая.

— Ну, не разсуждай, бери ложку и кушай, — остановила ее Колоярова, заглянула въ записку, которую держала въ рукѣ и прибавила: — Да, манной каши не больше двадцати граммъ. А пшенной, такъ даже всего только пятнадцать. Вѣдь оттого только Мурочка и плакалъ сегодня, что ты нажралась чего-нибудь вчера.

Мамка жадно ѣла кашу и сказала:

— Видитъ Богъ, барыня, ничего вчера на ночь не ѣла, кромѣ сдобной булки съ чаемъ. Чаю, дѣйствительно, двѣ чашки выпила.

— А зачѣмъ?! Тебѣ довольно одной. Это тебя волнуетъ. Чаю нельзя много пить, особливо крѣпкаго. Вотъ оттого сегодня Мурочка и плакалъ.

— Просто такъ плакалъ. Ребеночекъ долженъ плакать. Сдѣлался мокрый — ну, и заплакалъ. Онъ всегда такъ. Вы-то только не слышите. И какъ ему пеленку сухенькую подложишь — онъ и замолчитъ. Нѣтъ, ребенокъ нашъ не блажной. Что объ этомъ говорить. Вѣдь вотъ теперь спитъ спокойно.

— И все-таки, я тебѣ не дамъ больше каши ѣсть. Оставь. Положи ложку. Ѣшь котлетку.

Барыня вырвала отъ мамки кастрюлечку и поставила на край стола. Кормилица принялась за мясную котлетку.

— Вотъ фибрину ты можешь ѣсть больше. Это тебѣ полезнѣе, — проговорила барыня.

— Какого фибрину? — удивленно спросила кормилица.

— Мясо, мясо… Главная питательная его часть — фибринъ.

— Да я, барыня, мясо люблю, а только вонъ какой махонькій кусочекъ его подаютъ.

— Это-то маленькій? Что ты! Впрочемъ, я могу велѣть дать еще котлетку. Но вѣдь въ дополненіе къ фибрину ты имѣешь крахмалистыя вещества, — проговорила барыня, указывая на картофельное пюре, и позвонила.

— А я, барыня, все хотѣла у васъ щецъ кисленькихъ попросить… — сказала мамка и улыбнулась.

— Что ты! Ты въ умѣ? Не смѣй этого и думать! — вскричала барыня. — Докторъ тебѣ строжайше запретилъ кислыя щи. Это развиваетъ газы въ желудкѣ. Ты смотри, не наѣшься у насъ людскихъ щей! Вотъ надо сказать повару и другой прислугѣ, чтобы они не давали тебѣ.

Вошелъ лакей.

— Подайте Еликанидѣ еще котлетку. Спросите у повара, — отдала приказъ барыня. — Но картофелю не надо. А кашу уберите.

— Хлѣбца-бы, барыня, кусочекъ черненькаго… — робко выговорила мамка.

— Хлѣбъ черный ты можешь получать только при молокѣ. Такъ докторъ назначилъ.

— А ужъ какъ мнѣ его, барыня, со щами хочется!

Кормилица вздохнула, убирая за обѣ щеки пюре картофеля.

— Бодливой коровѣ Богъ рогъ не даетъ! — пошутила надъ ней Колоярова и, смотря въ упоръ, прибавила:- Зачѣмъ ты такъ торопишься ѣсть? Не торопись. Это нехорошо, это вредно. Ты должна по тихоньку, по маленьку… Ну, теперь пріостановись и выпей полъ-стакана пива. Гдѣ у тебя пиво? Ты вчера получила бутылку на два дня.

— Извините, барыня, я вчера ее выпила, — виновато произнесла кормилица и опустила глаза.

Колоярова всплеснула руками.

— Это цѣлую-то бутылку? Боже мой! Ну, оттого-то Мурочка и плакалъ. Можетъ быть ужъ онъ ночью плакалъ? Не скрывай… Говори откровенно… — строго сказала барыня и сдѣлала серьезное лицо.

— Да нѣтъ-же, нѣтъ, Катерина Васильевна… Что вы! Онъ спалъ спокойно. Три раза грудь кушалъ и все, все у него въ порядкѣ.

— Пиво ты обязана пить только по полустакану послѣ каждой ѣды, и ни больше, ни меньше. Ну, вотъ тебѣ вторая котлетка… Ѣшь… — сказала Колоярова, когда лакей принесъ вторую котлету.

— Хлѣбца-бы, барыня… Хоть бѣленькаго… — пробормотала Еликанида, красиво улыбаясь.

— Нѣтъ, нѣтъ! Мучнистыхъ веществъ довольно! Павелъ, принесите ей бутылку пива.

Лакей опять удалился.

— Не бережешь ты Мурочку, не бережешь своимъ невоздержаніемъ. Грѣхъ тебѣ… - продолжала Колоярова. — Ну, а ужъ теперь я тебѣ бутылку пива не довѣрю, нѣтъ. Налью тебѣ полъ-стакана и уберу ее… Теперь я буду слѣдить за твоимъ питаніемъ.

— Съ ветчины это вчера, барыня, съ ветчины… Я насчетъ пива. Поѣла я въ обѣдъ ветчины и такъ пить захотѣлось, такъ захотѣлось…

— Не будемъ давать тебѣ ветчины. Замѣнимъ ее казеиномъ молока…

— Нѣтъ, нѣтъ, барыня! Я ее обожаю! — испуганно заговорила кормилица. — А ужъ за пиво извините. Я чай буду пить, кипяченую воду.

Завтракъ кормилицы кончился. Барыня все время сидѣла передъ кормилицей и смотрѣла, какъ она ѣла и пила, и наконецъ сказала: