Сергей Солоух - Физика (Рассказы)

- Привет, - как можно сердечнее улыбнулся Лева. - А я тебя сразу и не узнал.

- Совсем дурнушка стала?

- Нет, просто выросла.

Деревня хмыкнула. И чувство юмора у нее осталось. Надо же. Все при ней, только тара уж очень неказистая. Сразу понятно, что делали ее под горкой. В тех черных, угрюмых бараках, которые весною подтапливала Исктимка. А училась она много лучше Левы. Олимпиады выигрывала, а он, везунчик-центровой, никогда. Старался даже не ходить.

- Дима, покажи девочке Деда Мороза, хочешь? - предложила Деревня своему мальчишке.

- А она не испугается? - очень серьезно поинтересовался мальчик.

- Разве там страшно? - удивился Лева и посмотрел на двух крашеных ледяных истуканов, красного и голубого. Стерегущих выход на снежную аллею.

- Там волчьи следы, я видел, такие же точно, как в зоопарке.

- А я не боюсь волков, - сказала храбрая Лизка. - И кошек не боюсь, и машин.

Она первая протянула мальчишке руку. Паренек катался не намного лучше его дочки. Потешная пара колобков.

- А ты, значит, в зоопарк сына водишь? - Лева поднялся и отряхнулся.

- Да, от нас близко. Две остановки.

- Это где, получается, ты живешь?

- На Беговой, - спокойно ответила Деревня.

- И давно?

- Восьмой год.

Дети медленно подъезжали к разновеликим глыбам. Волчий хвост прятался где-то под елками. Свет подрагивал, но не гас.

- Хорошо, - сказал Лева.

- Неплохо, - ответила Деревня. Ритка Коваленко.

После девятого их погнали в колхоз. Скопом. Весь цвет и гордость третьей школы. На капусту. В Береговой. Лева работал в теплицах - таскал рассаду. Потом ее отвозили в поля, где другие бригады героев третьей физматшколы сеяли и веяли. Кидали гвоздики вершков и корешков в барабаны посадочных машин. К обеду "зилам" надоедало сновать туда-сюда, от поля к теплицам, и комсомольцы расслаблялись. Курили, травили анекдоты, играли в шестьдесят шесть. А Левка залезал на чердак подсобки и спал на прошлогоднем сене. Там его однажды и забыли. Уехали без него. А вот кто и почему забыл Деревню - загадка. Только она стояла у дороги. Словно на три минуты раньше Левки вышла из ворот и удивилась. Ни одноклассников, ни автобуса. В руках у нее была маленькая баночка с широким горлом. А в баночке земляника.

- Угостишь?

- Бери, свежая.

Левка рассмеялся. Невольно. Деревня тоже. Не сговариваясь, поднялись по откосу и пошли в лагерь. Идти километра три. Раз в пять минут обгоняет машина. Или летит навстречу - фары навыкате. Сейчас никто не поверит, что такое могло быть на трассе Южносибирск - Новокузнецк. Тишина. И пахнет. Березами, а не бензином.

Шли молча. На середине пути мостик. И табличка.

- Ерпак, - механически прочитал Левка.

- Полный ерпак, - с готовностью отозвалась Деревня.

И снова рассмеялся. Вместе с ней.

"И не скажешь ведь, что уродина, - думал Левка, - просто состряпана из мыла. Бесформенная. Стеарин. Все время течет и изменяется. А глаза вполне. От другой башки."

Какие-то птицы пели и кувыркались в небе. Очень хотелось всего и сразу.

Показалось озерцо и тут же водонапорная башня. А потом флагшток. Кумач над верхушками деревьев. "Мы пионеры, дети рабочих".

- Давай срежем, - предложила Деревня.

- Давай, - без особых раздумий согласился Левка.

Скатились по траве, прошли по бережку озерца и нырнули в рощу. Кружевная. Вся просматриваемая и простреливаемая. Из лагеря и с трассы. Только в одном месте затемнение. Кусты. Смородина-малина. Тут-то Деревня и обняла Левку. Резко, по-хозяйски притянула. Приклеилась. Что-то прошептала. Вдохнула-выдохнула и сделала такую вещь, которая никак не соответствовала ее дурацкому прозвищу. Колхозному образу.

Левка не спросил, на ком она тренировалась. Он медленно, царапая спину о ствол березы, опустился в траву. Деревня лежала на спине и ее физия светилась. Левка не мог поверить, что она счастлива. Картошка.

Дурацкие птицы снова орали, но теперь где-то за спиной. А под ногами кузнечики.

Ритка приподнялась, открыла глаза и сказала:

- Ну иди.

- Что? - не понял Левка.

- Иди в лагерь, иди, ты же не хочешь... Я знаю, ты же не хочешь, чтобы нас видели вместе.

Так он и поступил. Постыдно. Поднялся, подтянул свои синие трикухи. Развернулся и пошел. Не оборачиваясь. Болван. И только у боковой калитки сообразил, что в руке у него банка. Банка с остатками земляники.

И целый год прошел так, как будто ничего и не было. Вообще.

А потом был выпускной. Левка стоял и курил. За сценой в темном и маленьком актовом зале. Не таился. Прятался или стеснялся? Нет. Ревновал. Приподняв уголок тяжелой шторы, смотрел. Прямо перед ним, у колонны на широченном парадном балконе, хихикала Лилька Попова. Обе руки Лехи Гусева лежали на Лилькиной шее. А сам он губами целился в ее тонкие и блестящие. Лилька не давалась. Наверное, было еще слишком светло. А в Левкином закутке в самый раз. И кто-то взял его за руку и сказал: