Владимир Сорокин - Роман

Часть первая

I.

Поезд дернул в тот самый момент, когда Роман опустил свой пухлый, перетянутый ремнями чемодан на мокрый перрон.

Короткий свисток заставил его оглянуться. Зеленые, забрызганные дождем вагоны тронулись со скрипом, усатый проводник, стоящий в проеме двери, помахал рукой:

- Зонтик-то раскройте, а то промокнете!

- Merci! - ответно махнул ему Роман, и стал раскрывать большой, черный китайский зонт с ручкой в форме драконьей головы.

Кругом было все мокро - узкий деревянный перрон, перила, скамейка, голые, прямые, словно шпаги, ветви тополей с набухшими почками. Набирающий ход поезд снова засвистел, хлопнула железная дверь, замелькали зашторенные окна.

Роман подошел к перилам, положил руку, затянутую в серую замшевую перчатку на крашеное облупившееся дерево.

Теплый дождь, первый дождь в этом году мелким бисером сыпался на зонт, слабые порывы ветра качали тополя, несли водяную пыль.

За перилами лежало просторное, запаханное с осени поле со следами снега, почти уже сошедшего. Дальше было мелколесье прозрачное, синеватое, растворяющееся в белесом утреннем воздухе.

Вокруг не было ни души.

"Значит не встретил никто", - весело подумал Роман, - "Ну и прекрасно! Пойду через лес. Напрямик здесь три версты, это чудное путешествие".

Сунув руку в карман своего светло-серого пальто, он достал часы. Было четверть восьмого.

- А уже вовсю светло, - проговорил Роман вслух, подхватил чемодан и бодро зашагал к концу перрона, небрежно прикрывшись зонтиком, подставив свое молодое красивое лицо свежему апрельскому воздуху.

Роман был красив той красотой, которая встречается обычно у скандинавов, а в России именуется "немецкой". Его высокая, худощавая, слегка сутулая фигура с не очень широкими плечами всегда бросалась в глаза из-за чересчур размашистой и быстрой походки, выдающей характер искренний и порывистый. Белокурые волосы, выбивающиеся из-под светлосерой, как и пальто, шляпы были мягки, волнисты. Черты лица отличались правильностью, если не считать некоторой тяжеловатости подбородка и тонкости губ, в то же время имевших неуловимое детское выражение полуулыбки, не соответствующее глубокому взгляду больших серо-голубых глаз. В свои тридцать два года Роман носил небольшие светлые, всегда аккуратно подстриженные усы и такие же небольшие бакенбарды.

Перрон быстро кончился деревянными ступеньками, и обутые в неглубокие калоши ботинки Романа пошли по мокрой, совсем недавно избавившейся от снега земле. Она была мягкой, словно губка, и испуганно прогибалась под тяжестью этого молодого, полного сил человека. Но не успел Роман пройти и десятка шагов, как справа из-за небольшого пристанционного сарая выехала телега, запряженная каурой широкогрудой лошадью, ведомой под уздцы таким же широким, коренастым, чернобородым мужиком, узнать которого Роман смог бы и за версту.

От неожиданности он остановился, а чернобородый, лукаво скаля белые крепкие зубы, одной рукой ведя чавкающую копытами лошадь, другой же, прихватив кнут, приподнял мокрый лисий треух:

- Здравия желаем. Роман Лексеич!

- Аким... - только и проговорил Роман, опуская зонтик, а через мгновение уже тряс крепкую смуглую руку Акима.

- Аким! А я уж думал никто не встретит!

- Ну, как можно. Роман Лексеич. Мне ж Лидия Константиновна еще завчера сказала...

- Спасибо тебе огромное! Как рад тебя видеть! - Роман не выпускал руки Акима, - Борода-то, борода-то все такая!

- А чего ей будет-то бороде! - еще шире оскалился Аким, - А вы вот сильно переменились. Сильно...

- Неужели? За три года!

- Сильно! - с непоколебимой уверенностью тряхнул черными с проседью кудрями Аким, - Я сразу никак не признал.

- Серьезно? - усмехнулся Роман.

- Точно! Поглядел было - кто он это идет? Думаю, что ж это за хранцузский посланник сюды заехал!

Они расхохотались так громко, что лошадь вздрогнула, испуганно тряхнув мокрой гривой, попятилась в сторону.

- Балуй, балуй у меня! - поддернул ее Аким, потянулся к чемодану, но Роман уклонился.

- Не беспокойся, я сам.

Только сейчас он заметил, что перед ним была вовсе не телега, а двухколесные дрожки с протертым кожаным сиденьем и красной расписной спинкой.

Роман заложил чемодан за спинку, а Аким принялся быстро крепить его пеньковой веревкой.

- Что ж ты за сараем прятался? - спросил Роман.

- Так ведь вот из-за этой твари, прости Господи! - Аким кивнул на лошадь.

- А что такое?

- Да не переносит она всякую машину, хоть убей! Как поезд идет - держи крепчей, не то всю амуницию разнесет к лешему!