Но я не был зайцем. Или был?.. От кого я спасался?..
На усыпанной красными ягодами ветке сидел, качался... чижик. Маленький, взъерошенный, с медной головкой. Потом он спрыгнул в снег и скакнул ко мне, ближе, ближе... Я его разглядел: он был в мундирчике - училище правоведения! криво, не в те петли застегнутом, в пуху и перьях. Из коротких рукавов торчали помороженные красные лапки, растопыренные и дрожавшие... Несло перегаром... Может, от меня? Нет, это он явно с большого бодуна.
"Ваше превосходительство, - произнес он пискляво и с хрипотцой, - оставьте меня, зачем вы меня обижаете?.."
Я проснулся в поту, полотенца валялись на полу, за окном гремел, звенел, скрипел трамвай, подбирался к десятому этажу - вот-вот въедет...
На соседней кровати она посапывала, вздыхала, уже не кашляла.
Мадам литература, с тоской думал я, одна только мадам литература... Но, быть может, не во мне все-таки причина - это город путает всех и каждого, кто сюда попадает, однажды он кому-то приснился, и тот, кому он приснился, попытался его воссоздать, построить... И построили, воссоздали -из ничего, из болотного тумана, из нелепых снов... С тех пор город и не оставляет никого из тех, кто сюда приезжает, морочит, закручивает, путает, делает с ними все, что хочет, захочет, и никто не может понять - как, почему, зачем?.. Никто не в состоянии добраться до смысла того, что с ними здесь происходит... Да уж писали об этом, все давно написано - но разве в том дело?..
Спать я уже боялся: приоткрыл окно, курил и глотал клубившийся серый туман...
5
Наверно, у окна я и задремал. Во всяком случае, очнувшись, понял, как правы те, кто говорит, что жизнь пестра и разнообразна.
В окно било солнце, трамвай внизу словно бы не грохотал, звенел весело щебетал.
Я обернулся: она только что вышла из ванной, волосы сверкали золотом, глаза сияли.
- Какое утро!.. Видишь, как нам везет? И сегодня мы наконец все-все увидим.
- Ты о чем? - спросил я: все-таки она неожиданное существо.
- Забыл? Твой брат покажет нам...
О, Господи, думаю, а я собирался накрыться освободившимися одеялами и пусть все идет прахом...
Затрещал телефон. Тина.
"Позавтракали?.. Через полчаса я у вас..."
Бреясь, я услышал новый звонок: она болтала с соседом, моим московским приятелем, благодарила за лекарства...
Мы побежали завтракать. Город меня все-таки достал, или все в конце концов в прямом смысле - приедается? Я равнодушно прошел мимо жареной, вареной, разноцветной и благоухающей кулинарии, взял себе чашку чая и позабыл про пиво.
У номера на десятом этаже бродила Тина, стояли ее сумки.
- Я все притащила - не возражаете? Мы ведь прямо отсюда на банкет, а потом...
День приезда - день отъезда, вспомнил я, ну и ладно...
- Изольда начинает успокаиваться, - продолжала Тина, - только всхлипывает. Тебе ее жалко?
- Нет, - сказал я, - таких надо учить, и чем раньше, тем перспективней...
Мы спустились, прошли вестибюль, мимо стоек с сидящими за ними стюардессами, прошли сквозь стеклянные двери, взяли машину - и снова Аничков мост, Клодтовы кони, все та же вечная Фонтанка...
Брат ждал нас у маленькой пристани, в двух шагах от моста. Катерок-пароходик - никого.
- Что-то мало желающих, - сказал я.
- Москвичи нелюбознательны, - ответил брат, - а ленинградцы, в отличие от вас, работают.
- Пожалуй, следует сбегать за пивом, - сказал я, - а то очумею, глядя на твои достопримечательности...
Еще полчаса мы просидели на бортике, курили, пили пиво, жмурились на солнце, а наши девушки поворачивались то одним боком, то другим - как на пляже.
- Может, разденетесь, а то тоска смертная, - сказал я, - пусть дикие ленинградцы развлекутся.
Брат сердился. Подошли еще человек десять. Нас прогнали с борта - здесь не положено, загнали внутрь. Курить нельзя.
- Может, ты нас помилуешь, - попросил я, - пойдем лучше в Летний сад, а там рядом...
- Ни за что, - сказал брат, - мне уже хватило твоего московского безобразия и наглого красноречия. Сейчас вы увидите...
- А мимо чижика мы хоть раз проплывем? - спросил я.
Брат удивился, не успел ответить, катерок свистнул, и мы двинулись все по той же Фонтанке. Но теперь по воде.
Внутри было душно, окна закрыты, в уши бил резкий, хрипатый голос экскурсовода-профи, опохмелиться она явно не успела и порой принималась жеманничать, как снегурочка на детской новогодней елке.
- Справа от нас...
Я немедленно поворачивался налево и отхлебывал из бутылки. Как только снегурочка замолкала, брат что-то начинал объяснять моим девушкам, но тут же включалась очаровательная жеманница. Я снова прикладывался к бутылке. Хрипатая не унималась. Она наверняка сейчас курит, думал я, пачкает сигареты жирной помадой, глаза у нее накрашены неряшливо, текут, ей жарко - грудь вываливается из открытого платья... У меня была такая соседка в одной из моих московских коммуналок...
Читать дальше