Феликс Светов - Легенда о великом старце

Феликс Григорьевич Светов (Фридлянд)

(1927-2002)

ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКОМ СТАРЦЕ

Рассказ

Они уселись в маленьком зальце - полуподвале. Новиков никогда здесь не был. Пока шли по улице, ныряли в переулки, он не смотрел на дорогу...

- Тут, - сказал Слава и толкнул дверь.

Новиков задрал было голову прочитать вывеску, но не успел: "Птица" или "Синяя птица" - кафе, одним словом.

Слава взял карточку, повертел и поднял на Новикова глаза:

- Знаете, Сережа... У меня родилась идея. Мы не знаем друг друга, встретились, можно считать, случайно. Пообедаем - разойдемся, увидимся ли еще?.. А разговор у нас, чувствую, пойдет о самом главном... Пить будете? Я-то совсем не пью.

Подошел официант, сонный, безразличный.

- Вы нам вот что... - сказал Слава. - Пожалуйста, две ухи и чаю с вареньем.

- Чего? - открыл глаза официант.

- Вишневого, пожалуйста. А нет, тогда повидла или чего-нибудь в этом роде.

- Коньяк, - сказал Новиков. - Если вы не пьете, мне двести грамм.

- Всё? - спросил официант.

- Всё, - сказал Слава. - Не догадались?.. Эх, вы. Ну, я потом объясню. Прошлый раз мне хотелось вас раззадорить. Такое, знаете, детское чувство, как комплекс неполноценности: нас, только что пришедших в церковь, все считают как бы людьми второго сорта - обязательно норовят уличить в незнании, в излишней экзальтации, она тоже почему-то раздражает. От этого протест - а чего, мол, стоят ваши знания и укорененность, одна косность и неподвижность!

Тут Новиков впервые пожалел, что согласился пойти с ним: как же он позабыл, кто такой этот Слава! Вот и станет час, два, пока они будут хлебать уху - да откуда здесь уха! - нести всю эту детскую околесицу...

- Я вижу, вы уже сердитесь? - смотрел на него влажноватыми глазами Слава. - Конечно, интеллигентский лепет... Но согласитесь, о чем же еще, так вот случайно встретясь, разговаривать?

Подошел официант с подносом. Поставил графинчик с коньяком, бутылку воды, салат, нарезанную колбасу, сыр.

- Не по программе, - буркнул Слава. - А где уха?

Официант не посмотрел на него: забрал поднос и ушел.

- Попробуйте выполнить программу, - нахмурился Слава. - Ладно, не в Европе.

- А что за программа? - полюбопытствовал Новиков.

- Хорошо, я вам открою карты... Вы прошлый раз заметили, что какой, мол, я философ, не знаете, а легкомыслие углядели. В чем оно вам увиделось? Что я открытыми глазами, без косности и предвзятости могу глядеть на то, на что вы, именно в силу косности и предвзятости, и глядеть не хотите?

- Так точно, - сказал Новиков, - как раз в этом и углядел.

- Об этом я и хочу с вами разговаривать.

- Здесь? - искренне испугался Новиков.

- Сто лет назад, - начал Слава, - в похожем месте, в городе Скотопригоньевске, встретились два человека. Они, правда, были братья и помоложе - старшему двадцать три года. Ну, тогда не так развивались, это у нас до тридцати лет все замерзшие, а кое-кто и до сорока дотягивает. И заказали они - те братья, если помните, уху и чаю с вареньем. Вишневым, между прочим.

- Вот оно что! Так не о том ли мы с вами будем разговаривать - что вы этого мира не принимаете? Простите, мне на самом деле не интересно.

- "Како веруеши?.." - это должно быть вам важным? Не про Господа Бога, не пугайтесь - есть Он или Его нет, не о том, как оправдать человеческую мерзость. Не с вами говорить, что Он есть, а мерзость вы превосходно оправдываете. Или объясняете. Во всяком случае, "мир принимаете", "билет" не собираетесь возвращать. Или, может быть, "бунт"?

- Не может быть бунта, - спокойно сказал Новиков.

- Но ответственность вы чувствуете, не можете не ощущать собственную вину за всё, что произошло?.. Хорошо, чтоб вам было понятней. Я, так же как один из тех братьев, которые уху запивали чаем в паршивом трактире сто лет назад, сочинил поэму. Не сочинил, а переложил. Не спародировал, а всего лишь осовременил. Очень скромно. Но это не плагиат, увидите.

- Вы читать будете?

- Нет, она у меня не записана. Пересказать могу. Она так и называется, почти как в подлиннике: "Легенда о Великом Старце". Рассказывать?

- Ну что ж, - сказал Новиков, - если хотя бы еще и чаю дадут, как в подлиннике, пожалуй...

- Конечно, без предисловия никак нельзя, - сказал Слава. - Действие происходит у меня в середине 30-х годов, могу сказать даже точно - в 38-м, в январе или начале февраля. Не случайно, как раз в то самое время Булгаков написал свой роман. Про чертовщину. О Христе вспомнил. Правду сказать, Христа у него нет - история про Пилата и про самого мастера-автора.