Феликс Светов - Чижик-пыжик

- А вы куда?

- Нам надо на Невский, в один-другой магазин. Ты же не пойдешь с нами? Подарки в Москву.

- А он еще стоит - Невский? - спросил я с удивлением.

Они растолкали меня часа через два - в Летнем саду хорошо спится.

Потом был ресторан на той стороне Фонтанки. Я пришел с двумя дамами, хотя они стеснялись и упирались.

- Вы обе участвовали в дискуссии, - сказал я твердо, - и у вас все права на обед. А кроме того, вы, надеюсь, пришли не с пустыми руками?..

Дальнейшее стало совсем смутным. Я не уверен, но мне помнится, словно бы мы присутствовали на вечере поэзии в Пушкинском доме. Я запомнил знаменитого московского поэта. Он появился на эстраде в шортах, и, поглядев на его волосатые ноги, я заскучал и, кажется, отправился покурить. Питерские поэты были значительно скромнее и симпатичней.

Вообще город мне все больше и больше нравился...

Внезапно, не понять как, но мы оказались у входа в нашу гостиницу. Стояли и курили. Вдвоем. Наступал вечер, верней, еще одна белая ночь.

- А куда делась Тина? - спросил я.

- Ты ж только что с ней прощался? Она поехала утешать Изольду - она плачет, не переставая. Ты очень трогательно Тину напутствовал и был с ней нежен - неужто не помнишь?..

Телефон зазвонил как только мы вошли в номер.

- Пойдете ужинать? - мой московский приятель был, как всегда, точен и заботлив.

- Мы только вошли.

- Вот и хорошо. Как твой доклад?

- А как твоя работа?

- Норму мы выполнили. И более того.

- Что более?..

- Перевыполнили.

- Я вроде тоже...

- Итак, ждем, коньяк я уже поставил в сумку...

Мы снова сидели в полутемном ресторане. Горели свечи, но цветов не было.

Коньяк сначала смягчал, смягчал, потом начал снижать. Или наоборот.

- Как грустна наша Россия, сказал один гений другому, - напомнил я им. Причем, здесь сказал. В этом самом городе.

- Ты к чему это? - спросил мой московский приятель.

- Я про чижика, - сказал я. - Мы пьем коньяк и закусываем шашлыком. А он там, на ихней Фонтанке, - один, мокрый и маленький.

- Да, пока нам неплохо, - сказал мой московский приятель. - Ты сделал доклад, а я успел двинуть работу. Причем далеко.

- Кому везет - везет, - сказал я.

Она стала кашлять, как только мы вчетвером вошли в лифт. Отчаянно и надрывно.

- Давай, пока не поздно, поищем врача, - сказал я.

- Не надо, это от коньяка - я не привыкла.

- Коньяк хороший, - мой московский приятель очень огорчился. - У меня с ним никогда никаких проблем...

- При чем тут коньяк, - сказал я, - она просто слишком впечатлительная, а мы живем как бы в контрасте - то холодные пельмени, то теневая экономика.

- У меня есть какие-то лекарства, - сказал помощник моего московского приятеля и тоже очень за нас огорчился: помощник был очарователен. - Я сейчас посмотрю, подождите минутку...

Нам выдали лекарства, и мы открыли свой номер.

Все те же каменные кровати. И мерзкая тумбочка.

Она кашляла, не переставая. Очень жалобно.

- У тебя коклюш, - сказал я, - у взрослых это бывает, хотя и редко. Но ты вообще редкое вещество. Хорошо бы покатать тебя на самолете, говорят, помогает.

- У меня был коклюш в пять лет, - сказала она. - Он дает иммунитет и не повторяется...

Она сидела на кровати, согнувшись, - маленькая и несчастная, похожая на птичку. Под лампой сверкали светлые волосы.

- А на коньяк у тебя иммунитет, видать, отсутствует, - сказал я, - очень жалко...

И подумал вслух:

- Может, у них не только лекарства, но и кипятильник? Он хозяйственный мужик, а поскольку они всю ночь работают, то, наверно, кипятят чай и варят кофе. Мы вскипятим молоко, и оно забьет в тебе коньяк.

- Они трудятся над книгой и докладом, - сказала она сквозь кашель и горько усмехнулась. - Всю ночь работают и работают, а мы с тобой... Я никогда не пью молоко, не говоря о том, что его у тебя все равно нет.

- Тогда ложись, - сказал я, - я укрою тебя двумя одеялами, а утром ты отряхнешься - и вспорхнешь...

Я притащил из ванны полотенца, завернулся в них и потушил свет.

Она кашляла и гремела...

Я бежал по зимнему лесу, на сей раз - безо всякой дороги, проваливался в глубоком снегу, падал, поднимался, натыкался на деревья, за мной что-то гремело, звенело, трещало...

От кого я убегаю? - думал я. Как тот самый заяц в белорусском лесу во время больших маневров: танки грохотали, крушили деревья, над их макушками рокотала одна эскадрилья за другой, меж деревьями батальон за батальоном бежала пехота в белых маскхалатах... А заяц метался и думал, что вся охота за ним и против него...