Владислав Титов - Всем смертям назло

В Луганск поезд пришел вечером. Над городом висели тяжелые осенние тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в день отъезда, хотелось пройтись пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться домой, она передумала и взяла такси.

Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой.

Ставшие нестерпимыми фантомные болн в отсутствующих конечностях подтверждали предположение о том, что с протезом не так-то легко сжиться. Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось с каждой минутой все настойчивей |и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез - и сразу же утихнут, угомонятся обжигающие боли в пальцах, локтях, мышцах, перестанут выкручиваться несуществующие суставы и исчезнет сковывающая все тело тяжесть. v "Так вот какой ты жестокий!" - думал Сергей.

Ночью он долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался с боку на бок, не находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не утихали. Мысленно сжимал и разжимал кулаки и чувствовал, как у самого плеча дергаются мышцы, больно натягивая кожу.

После харьковской операции воображаемый средний палец на правой руке заметно переставал слушаться. Он словно прирос к большому, и все попытки Сергея оторвать его не приносили успеха. У безымянного пальца исчезло ощущение ногтя. В последние дни он сильно болел, словно ноготь медленно срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение ногтя. Сергей знал из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем, навсегда исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук, но он чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми болячками и царапинами, приобретенными еще в детстве и в последующие годы. Особенно отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки и порез на нем ниже сгиба.

Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он поранил палец. Восьмилетний Сережа очень перепугался и с оглушительным ревом прибежал к матери: "Палец отрезал, что же теперь будет?!"

Но все обошлось. Палец зажил, только остался на всю жизнь бугристый шрам. I

И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их еще раз было страшно. Однажды он хотел рассказать Тане об ощущении рук, но она неожиданно заплакала и, уткнувшись ему в грудь, попросила: "Не надо, Сережа, я боюсь..."

Теперь, лежа рядом с ней, Сергей не решался поделиться своими опасениями.

- Почему не спишь, Сережа? - шепотом спросила Таня,

- А ты?..

- Я...

Таня замолчала. По окну шуршал дождь, далеко в ночи тяжело пыхтел паровоз, протяжно и жалобно гудел, словно безнадежно звал кого-то на помощь. Сергей вдруг сказал:

- В народе говорят: медведя и того можно научить танцевать. Попробуем!

СЕМЕЙНЫЙ ДНЕВНИК ПЕТРОВЫХ

Первые записи в дневнике случайны, не. помечены датами и сделаны в большинстве своем чернилами, рукой Тани под диктовку Сергея.

x x x

О войне прочитано много книг. Попадались хорошие. Но впервые я увидел войну своими глазами в книгах К. Симоно-ва "Солдатами не рождаются" и "Живые и мертвые". Навсегда запомнились скорбные шеренги военнопленных и слова! "Казалось, что всю Россию взяли в плен".

x x x

- "За бортом по своей воле". Смелый парень Ален Бомбар! Вот бы попробовать, как он! А, Тань?

- Ночью страшно. Акулы...

- Представляешь, кораблекрушение, люди в море... И вместо паники надежда! Он же смог быть в океане шестьдесят пять суток, чем мы хуже?! Да, надежда - великая сила!

x x x

Куприн - замечательный писатель. Перечитал всего. Только почему его герои такие бездеятельные? Мечутся из угла в угол, как мыши в мышеловке, и не знают, что делать.

x x x

Как много хороших стихов!

Эх ты, модница, злая молодость, : Над улыбкой - седая прядь! Это даже похоже на подлость - За полтинник седою стать!

И еще:

И какому кощунству в угоду, И кому это ставить в вину? Как нельзя вводить горе в моду, Так нельзя вводить седину.

Написала моя землячка - Румянцева. Молодец, Майя!

x x x

Братцы проходчики дали всесоюзный рекорд. Бригадир - мой друг, вместе техникум кончали. Эх, Витька, Витька!.. Хоть на денек бы к тебе в забой... Наработался бы до чертиков, подышал бы шахтным воздухом, ей-богу, легче бы стало... Сны меня, друг, замучили... совсем изведут... Всю ночь застилают глаза копры, терриконы...

x x x

Сережка. Какая силища!

Его буранами шатало

От кроны до седых корней,

А он стоял.

Жег суховей,

А он стоял.

Мороза жало Зима вонзала до костей, А он стоял.

Плетьми огней

Сто молний по стволу хлестало, А он стоял.