Владислав Титов - Всем смертям назло

Егорыч долго смотрел отсутствующим взглядом в потолок, потом, вздохнув, добавил:

- Может, и не надо было его одного оставлять? Но, с другой стороны, совсем ведь здоровый парень. А что же нам двоим?.. Сесть и тоже Лазаря петь, ждать своего конца?

- Ну и правильно сделали! - выкрикнул кто-то из "больных.

- Семейным был? - спросил другой.

- Нет, холостяк... Сережке вот нашему ровесник. В палате снова стало тихо.

- Так кого и с кем вы сравниваете? - спросил Сергей.

- А я, Сережа, никого и ни с кем не сравниваю. К слову пришлось то есть, вот и рассказал.

ИЗ ДНЕВНИКА ХИРУРГА Г. В. КУЗНЕЦОВА

8 июня. Что же с Петровым? Ампутировать ногу - самыЯ простой выход из положения, самый надежный и... самый непригодный.

А если неизбежный? Сколько недель, дней можно еще протянуть без операции? И не станет ли любой отсроченный день роковым? С гангреной не шутят. Да какие тут шутки. Выть хочется. Так что же... ампутировать? А если есть хоть один шанс из ста спасти ноги? Но где он, этот единственный шанс? В ожидании или незамедлительном действии? Его не видно. Только одни благие намерения. Я слишком привязался к больному, теряю чувство реального. Это может повредить ему. У хирурга не должно чувство брать верх над здравым, четким рассудком. Сложную задачу задал ты, Серега.

8 июня. Все признаки начинающейся гангрены налицо... "Доктор, - сказал Сергей, - опять хирургическая пила нужна?" - и к стенке лицом отвернулся.

Серега! Милый ты мой человек! Не надо на меня смотреть так...

9 июня. "Хватит его мучить этими бесконечными рентгеневскими снимками, - сказала Таня. - Пора посмотреть правде в глаза. Жизнь Сергея снова в опасности. Не утешайте. Я все знаю. Ампутируйте. Мы готовы", - и заплакала. Как ребенок. Беспомощно и горько.

11 июня. С чего ж начать? Как мальчишке, хочется бегать и прыгать. На последнем рентгеновском снимке отчетливо видно - кость хорошая. Будешь ходить, Сергей! Только потерпи. И не пугайся длинного пути к выздоровлению. Оио наступит. Непременно наступит!

8

Войдя как-то в палату, Григорий Васильевич спросил; - Сергей, тебе разве не хочется побывать на улице? И, не дожидаясь ответа, позвал Таню. Через минуту, уложенный в больничную коляску, Сергей выезжал на улицу.

Впервые за время болезни.

Впервые за свою жизнь - беспомощным, уложенным в кэ-ляску, как ребенок.

Сергей не заметил, как распахнулась последняя дверь и он очутился на улице. Яркий свет ослепил глаза, в нос ударила струя свежего воздуха, в голове закружилось, и, не помня себя, Сергей закричал:

- Небо! Смотри, Таня, небо! И облака! - Хотел еще чтэ-то крикнуть, но посмотрел на жену и смолк.

Таня улыбалась, и по лицу ее бежали непрошеные слезы.

- Перестань! - шикнул Кузнецов.

- Они сами... честное слово, сами... - оправдывалась Таня.

А Сергей удивленными глазами разглядывал небо, деревья, скамейки с сидящими на них людьми, будто попал на другую планету и видел все впервые. Перед ним, словно перед ребенком, раскрывался огромный мир, в котором бурлила жизнь, плыла фантастическими очертаниями облаков, шелестела зеленой листвой деревьев, звенела, гудела, шуршала и кричала на разные голоса. Жизнь, которая ничем не напоминала о своей другой стороне, той, в которой были кровь и разочарования, боль и смерть.

Сергей потянулся сорвать лист акации и тут же замер: "Чем же я сорву-то?"

И сразу померкли минуту назад радовавшие его краски. Сергей неотрывно смотрел на солнце, не жмуря глаз, не ощущая боли в них, и не мог отвязаться от назойливого вопроса: "Где я слышал, что солнце черное? Я не верил этому. Считал игрой слов. Только не совсем оно черное, оно кроваво-черное и злое..."

- Закурить... - сдавленно проговорил Сергей. Кузнецов вытащил из кармана пачку, достал сигарету и поднес к его губам.

- Много курить противопоказано, но изредка можно! - Кузнецов зажег спичку. - И не думайте там с Егорычем, что вы экстраконспираторы! Знаю, курите в палате! Да еще посмеиваетесь: вот, мол, мы какие ловкие, черт возьми, доктора вокруг пальца обводим!

Сергей молчал. Жадно глотал сигаретный дым и чувствовал, как в голове у него все плавно кружилось, очертания предметов искажались, принимая какие то заостренные, са танинские формы.

Таня отошла в сторону, к цветам, что пестрели у боль ннчнон ограды, и задумчиво собирала букет.

Врач посмотрел на небо, перевел взгляд на свои руки и, насупившись, заговорил:

- Дня через три, Сережа, сделаем тебе операцию на ноге... Пересадим лоскут кожи, и... через месячишко можно домой...