Алексей Толстой - Необычайные приключения на волжском пароходе

Солнце поднялось над Заволжьем; на заливных лугах легли сизые полосы.

- Бррр... Бесстыдник, интенсивный петух! Бррр...

За спиной его голая Шурочкина рука отодвинула жалюзи; заспанное лицо ее сощурилось от света. Зевнула:

- Чего ты бормочешь, Валька? (Он не повернулся, не ответил, только страшно расширил глаза.) - Она высунула из окна всю руку, дернула профессора за плечо.Чего спозаранку встал? Идем досыпать. - Потянула его за щеку. - Ну, поцелуй меня, Валя...

Он вскочил. Встал у борта, - коротко, как топором: - Нет!

- Живот, что ли, болит?

- Нет. Знай: я еще до рассвета убежал. С меня хватит...

- Чего! - Она удивилась. Но аппарат для думанья был у нее несовершенный. Зевнула. - А ну тебя... Неврастеник...

Шурочка вытянула нижнюю губку. Закрыла жалюзи. К профессору подходил Хопкинсон, - выспавшийся, элегантный, в белоснежном воротничке. Высоко поднимая ноги в огромных башмаках, благосклонный ко всем проявлениям природы, - протянул Родионову обе руки:

- Прекрасное утро. Я в восторге. А вы - как спали, профессор?

- Так себе... Кстати, мистер Хопкинсон, вы не видели, где устроилась вчерашняя дама с дочкой?

- О, литль беби? Я как раз ходил и думал о них... Большое счастье быть отцом такой очаровательной девочки, - дарлинг...

Родионов взял негра под руку, нажимая на нее - прошел четыре шага. С трудом:

- Друг мой... Так сложна жизнь... Словом, эта девочка- моя дочь.

Негр откинулся, у него заплясали руки и ноги. Но он был деликатным человеком:

- Простите, ради бога... Я очень глуп... Заговорить о такой деликатной истории... Простите меня, профессор...

Он закланялся, сгибаясь в пояснице. Профессору было мучительно стыдно.

- Вам, иностранцам, многое непонятно в нашей жизни... Впрочем, я и сам ничего не понимаю... Вы видите перед собой уставшего, истерзанного, раздавленного человека, - если только это что-либо оправдывает... Я не желаю опрадываться! Я сам исковеркал свою жизнь... В сорок лет потянуло на молодое тело... Бррр! И то, что я сейчас - с Шурой в каюте первого класса, пропахшей "букетом моей бабушки"... И то, что у Шуры на лице ни одной морщины... Понимаете, ни одной, как у поросенка... Гнусно... Два года напряженной половой жизни... Бррр. Бррр. Стыдно!.. Вы этого тоже никогда не поймете... Можете перестать подавать мне руку... (Отбежал, вернулся.) А эти две - Нина Николаевна и Ляля... Сама чистота... Бедные, гордые и невинные... И мне стыдно подойти к дочери... (Пальцем в грудь.) Сволочь... В конце концовограничивайтесь со мной одними служебными отношениями...

Он убежал. Разумеется, негр ничего не понял, - так, как будто его швырнули в соломотряс и перетряхнули все внутренности... Стоял выпучившись. Головастые чайки почти касались его крыльями, выпрашивая крошек.

Когда он, высоко поднимая ноги, все же двинулся по палубе, в двух соседних окошках отодвинулись жалюзи.

Высунулись Ливеровский и Эсфирь Ребус, мечтательно положившая голые локти на подоконник...

- Это все упрощает дело, миссис Ребус...

- Оскорбительно, что наше доброе солнце также светит этой паршивой стране, - ответила она - Я говорю - профессор играет нам в руку.

- Какая связь у профессора с Хопкинсоном?..

- Ну, как же: ведь это профессор Родионов вывез его из Америки.

- А-а...

- Профессор - агроном. Большой спец.

- А я думала, что это - выпущенный на свободу сумасшедший...

- Аа-а...

- Все русские такие...

- Аа-а...

- Мои сведения: у него большие знания, прекрасный работник, считается энтузиастом. Беспартийный. Его очень ценят. Но в личной жизни - окончательно запутался между двумя бабами. Эта его теперешняя, - Шурка, - безработная девчонка с биржи труда... Бросил из-за нее жену с ребенком, - вы их видели, они в четвертом классе... А теперь, кажется, не знает, как ему от этой Шурки отделаться...

- Какая грязь! По вашим сведениями - негр открыл ему секреты?

- Хопкинсон жил всю зиму на квартире Родионова, работал в его лаборатории... Все было очень засекречено.

- Нужно точно узнать - известны ли грязному профессору открытия Хопкинсона...

- Слушаюсь...

- Мы должны уничтожить все следы... Сюда идет человек с закрытым глазом. Он мне не нравится.

Действительно, лениво подходил Гусев. Руки в карманах галифе, верхняя часть туловища - голая, на ногах туфли. Эсфирь Ребус захлопнула жалюзи. Ливеровский закурил трубку. Гусев сел под его окном. Спросил, не повертывая головы:

- Задача была: угробить их совсем или только чтобы они не поехали с этим пароходом? (Ливеровский за его спиной, не выпуская трубки, ухмыльнулся двумя золотыми зубами). Вы один сбросили эти ящики или был сообщник?