Софрон Данилов - Бьётся сердце

Колхозный «газик» резво подпрыгивал на ухабах. Тимир Иванович сидел рядом с шофёром, Надежда на заднем сиденье забилась в угол, спрятала лицо в воротник.

…В доме, где они остановились, гостям отвели лучшую комнату. Но всё равно не родная изба — спалось плохо, болела голова.

Вчера вечером Тимир долго не приходил. Наконец: «Добрый вечер, дорогая», — наклонился над ней, пахнуло винцом.

«Новости расчудесные, — сказал он, тиская ладонь в ладони. — Песенка Аласова спета. Секретарь райкома взашей выгнал его: вопрос о переводе решён, можете собирать вещицы. В роно Платонов даже похвалил меня: скандалы надо душить в зародыше. Между прочим, в роно его ждали, думали, примчится выяснять отношения. А он, представляешь, сбежал. В лагере противника паника! Довольна, деточка? Твоё приказание исполнено… — Он припал к ней лицом, остро кольнул отросшей за день щетиной. — Ну скажи, довольна? Дай ещё разочек поцелую… Вот сюда…»

Чтобы оторвать мужа от своей груди, она подняла его голову и поцеловала в лоб. В ответ поцелуи посыпались градом.

«Дорогая моя! Любое твоё желание…»

«Перестань! Перестань… Вот уж человек… Люди за дверью, неудобно. Возьми себя в руки. Разденься спокойно. Повесь одежду на стул».

Пока он раздевался, Надежда лежала, плотно зажмурив глаза. В висках стучало: бух, бух… На улице под окном отвратительно скулила хозяйская собака.

«Послушай, Тим. А куда же Аласова?»

«Да в Бордуолах! — отозвался муж. — В Бордуолах, кормить комаров…»

Надежде представилось: Бордуллах, медвежий угол, один-одинёшенек стоит посреди пустой комнаты Аласов… (Почему пустой?) Он стоит, а за чёрным окном, в ночи, вот так же нескончаемо скулит собака.

«Ты сказал — любое моё желание… Так вот, слушай. Больше никогда, ни под каким предлогом, из нашей школы не отпускай ни одного учителя… Обещаешь мне?»

«Об-бещаю, — протянул муж, несколько озадаченный. — А если Нахов?»

«Нахова можно. А больше — ни человека».

«Хорошо… Я ведь знаю, что все твои приказания — от любви ко мне, от заботы. Но если ты думаешь, что за Аласовым другие начнут разбегаться, то не бойся, этого не случится».

«Всё равно не отпускай».

«Коллектив мы годами сколачивали, за один день не разрушишь. Но ты умница. Распускать, действительно, нельзя…»

Меньше всего у неё болело сердце за коллектив. Разрушится — не разрушится, что ей до того? А её странная с виду просьба имела одну причину: не вздумала бы и Майка потянуться вслед за Аласовым! Будет так, как она решила, как угодно ей, Надежде Пестряковой: Аласов в Бордуолахе, а Майка в Арылахе, и никак иначе!

Слишком вы дружно ходили по деревне, сцепив руки. Слишком победно глядела ты, дорогая Майечка, — помнишь, когда выходила с ним из кино? Я-то всё помню…

И ещё помню, с каким презрением ты все эти годы поглядывала в мою сторону: дескать, я, Майечка Унарова, чище чистого!

Получайте же оба, что заслужили. И ты, Сергей, получай. Я распахнула настежь сердце: входи! И что же? Словно щепу отбросил ты меня с дороги. Даже не удосужился спросить ту, которую любил: почему вынуждена была поступить так, а не иначе? Не полюбопытствовал… Винить человека просто, а ты попробуй понять, попробуй представить, что в жизни и так бывает: принадлежишь телом одному, а душой другому. Так вот тебе за все мои слёзы! Бордуолах, край света, пустая комната с чёрными окнами…

Вот как рождаются иллюзии, как может обмануться не один человек — весь свет вокруг!

Саргылана вчера сказала: ваша любовь ни для кого не секрет. Неужто знают? Знает об этом старый Левин? И завуч Пестряков? И баба Дарья? А… Надежда? Неужели и она? И что они думают об этом — каждый из них?

Люди говорят: «ваша любовь», а любви нет и быть не может. Сегодня они с Сергеем ничуть не ближе, чем в день его приезда, когда встречались школьные товарищи: «Здравствуй, Серёжка!» — «Здорово, Майка».

Ничуть не ближе? Так почему же, когда вы бродили по снежным улицам райцентра, ты вдруг сказала: «Если Бордуолах, то и я за тобой»?

В первый день, ещё совещание не начиналось, Майю затеребили со всех сторон: «Унарова! Расцвела, голубушка…» — «Верно, верно, похорошела на редкость. Девочка, и только…» — «Влюбилась, влюбилась, не скрывай! У меня на этот счёт глаз намётанный…» — «На свадьбу приеду обязательно. Только телеграммку отстукай».

Это говорили люди, которые от Арылаха за сто вёрст! На свадьбу собираются. На её свадьбу…

Ноги лёгкими стали, а голова дурманно-пьяная. Будто кем-то подменили вековуху Унарову. Помнишь — сама себя спрашивала: что с тобой случилось? И не нашла тогда ответа. А он есть, ответ. Вековухой жить спокойнее: ни звука снаружи, печаль и память. А вот сохрани-ка этот покой, когда рядом Саргылана со своими бедами и радостями, когда чуть ли не ежедневно стучится в дверь Серёжка Аласов — пошли на лыжах, шире шаг, шире шаг, всё мелькает перед глазами, дух захватывает… Гульбище на Октябрьские праздники, танцы до утра, бросился Сергей в полынью, чуть не умерла от страха за него. Непонятно, каким образом снова ожило всё, что когда-то было между ней и Надеждой.