Хаим Саббато - Выверить прицел

Весь Израиль любит Субботу и ждет ее прихода — тем более мы, уже несколько месяцев не покидавшие своих танков. С самого Судного Дня стали они нашим домом, и нет того, кто бы сказал нам, когда это кончится. Сколько таких, что оставили молодых жен и не только не смогли заниматься устройством своего домашнего очага в течение первого года, как предписано, и радовать своих жен, но случилось так, что напал враг, и даже одного месяца радости, «медового месяца», не было им отпущено. Есть те, кто оставили жен беременными, и те, кто скучает по маленьким детям; те, у кого свое дело, и им грозит разорение; и те, кто оторван от своих йешив и изучения Торы — главного дела жизни. Конечно, мы пытаемся, насколько это возможно, выискивать время для ежедневных занятий, однако нет у нас необходимой ясности восприятия, да и нужных книг тоже нет. К тому, что мешает нашим занятиям, можно добавить чувство глубокой тоски, накатывающее на нас при воспоминании о товарищах или о том, что нам самим пришлось пережить: холодный, пронизывающий ветер, который хлещет по лицу, стоящие под дождем танки, за которыми нужно ухаживать, и слякоть, хлябь, которая покрывает землю. А неба не видно из-за густого тумана.

Поэтому всю неделю мы ждем наступления Субботы. И, как только выдается час, свободный от дежурства или патрулирования, мы собираемся вместе и празднуем Субботу. Мы встречаем ее вином и, несмотря на то что нашей одеждой остается все тот же комбинезон, кое-кто успевает его выстирать к Субботе, у кого-то появляется на голове сохраняемая для этих случаев белая кипа, остальные просто меняют вязаную кипу — чтобы хоть как-то подчеркнуть праздничность одежды, в которой они встречают святую Субботу. Как-то мне повезло, и среди вещей, которые нам однажды прислали со склада, я обнаружил случайно затесавшийся туда ремень — он прилагается к выходной форме «алеф». Надевая его в Субботу, я чувствовал себя так, словно я в праздничном костюме и при галстуке.

И субботние трапезы мы тоже старались приготовить по-особому несмотря на то, что уже несколько месяцев подряд наша еда была однообразной — изо дня в день, в обед и ужин — и доставлялась в одинаковых коричневых коробках: сардины, макрель, гуляш, кукуруза, зеленый горошек, желтые стручки фасоли, компот. И все же субботние трапезы чуть-чуть отличались от обычных. Как нам это удавалось? Раз в несколько недель привозили продукты из «Шекема». Мы покупали шоколад, или какое-нибудь питье, или еще что-нибудь и говорили: «Это на Субботу». И откладывали в сторону. Те из нас, кто раз в месяц уходили в двадцатичетырехчасовой отпуск, привозили из дома баночку фаршированной рыбы, и мы говорили: «Это на Субботу». Содержимое баночки делили на три трапезы, и его хватало на всех. Мы ели и наслаждались, испытывая все разнообразие существующих в мире вкусовых ощущений.

Слух о наших застольях распространился по батальону, к нам стали приходить гости, ближние и дальние: солдаты и командиры, танкисты и разведка, санитары и связисты, горожане и кибуцники, и лица их были приветливы. Можно сказать, что это было чудом, или просто каждый довольствовался малым, но не случалось такого, чтобы кому-нибудь не досталось субботней еды.

Мы старались сохранить ощущение Субботы и в разговорах, которые вели. Нельзя сказать, что мы совсем уж не говорили о делах обыденных, но старались не касаться больных тем, чтобы не впасть в уныние или беспокойство: не говорить о танках и о войне, о том, что будет и когда наконец пойдем домой. И о товарищах, которые вместе с нами уже не вернутся, не говорили тоже. Вспоминали о том, что когда-то учили или прочли.

И если у кого-то в запасе была просто какая-нибудь интересная история, она тоже приберегалась для Субботы.

Субботний вечер. Мы собрались вместе между двумя танками. Руки, которые всю неделю несли на себе следы смазки и машинного масла, тщательно вымыты. На лицах отсвет субботнего сияния, сменивший уже привычное выражение постоянного беспокойства. Мы уселись на пустых ящиках из-под боеприпасов и начали тихо напевать то, что обычно поем в йешиве в канун Субботы:

Пиют рава Азкари из Цфата, чья душа истаивала в тоске по Творцу. Мы прикрыли глаза, и мелодия окрепла и поднялась ввысь. Вспомнили о добрых довоенных днях, представили, что сидим в синагоге с книгами и встречаем Субботу. Каждый видел свою синагогу. Я закрыл глаза и увидел Стену Плача, у которой мы обычно встречали Субботу, когда я учился в йешиве «Стена». Увидел всех, любящих Иерусалим, разбившихся на многочисленные группы: аскетов-рационалистов в шляпах с широкими полями и длиннополых плащах и мистиков-хасидов в капотах и штраймлах [55] Элементы традиционного субботнего одеяния хасидов, напоминающего одежду польской шляхты XVIII в.: капота — кафтан с отложным воротником и манжетами, штраймл — круглая меховая шляпа с бархатным верхом. , сефардов в белых кипах, расшитых золотой нитью и туристов в разноцветных шапочках. Все с трепетом призывают Субботу: «Приди, невеста! Приди, невеста!» И она отвечает на призыв и медленно входит, и голуби взмахивают белыми крылами, словно свадебные дружки, несущие шлейф за невестой, шествующей под хулу.