Хаим Саббато - Выверить прицел

Я с трудом слышу его через помехи. Выстрелил и кричу: „Ты молись, Гиди!“ А он в ответ: „Но я не умею!“

Я молился. Всем сердцем, всем своим существом: „Господи! Спаси нас!“»

…На исходе Судного Дня в Ифтахе мы получили танки. Шая переходил от одного танка к другому, дошел до нас, вызвал Рони и меня. Мы в то время были заняты загрузкой снарядов: Рони спешно вскрывал деревянные ящики со снарядами и передавал мне, железные скобы ранили ему пальцы, и кровь капала на снаряды. Мимо проходил какой-то кладовщик, бросил нам тряпку и велел вытереть кровь: кровь на снарядах — плохой знак, так он слышал. Я стоял на башне, забирал у Рони снаряды и передавал Эли, который загружал ими танк. Он был весь внутри, только его цицит взлетали вверх и развевались на ветру. Шая сказал нам: «Помолитесь. Стоит помолиться перед тем, как поднимемся на Голаны».

Нас было трое йешиботников в экипаже: водитель, заряжающий и наводчик. Рони, Эли и я. Наш постоянный командир еще не прибыл, и вместо него нам дали в командиры милуимника из Кфар-Сабы — Гиди. Шесть лет он прожил в Лос-Анджелесе, забыл, что такое танк, не был знаком с устройством нового шлема. И с нами тоже — не был знаком совсем. И новой рацией, намного более совершенной, чем была в его время, ему не приходилось пользоваться никогда. Но ничего, всему этому он научится в пути.

— Не беспокойтесь, — сказал Гиди, — я еще не забыл Шестидневную войну. У нас достаточно много времени до того, как придется выпустить первую пулю. Предстоит организация на месте сбора, должны прибыть приказы и карты и пароль военной связи. Выверим прицел. Пока прибудем на место, я успею вспомнить, как закрывается командирский люк и как отдается приказ стрелять. А вы сейчас проверьте систему управления стрельбой и загрузите как можно больше снарядов — в основном кумулятивных. Они самые лучшие. На фугасные я не надеюсь. Никогда им не доверял.

Он был занят установкой пулемета и проверял его согласованность с орудием.

Услышав, что Шая зовет нас на молитву, он поднял глаза и сказал:

— Ребята, я хочу, чтобы вы знали, с кем вместе выходите на войну. Я атеист.

Но это он говорил давно. До того как мы поднялись на Голаны.

— Прямой наводкой: огонь!

Я выстрелил. Рони дал задний ход. Страшный удар. Перископ взлетел и сильно ушиб мне глаз.

(Когда я рассказывал про ушиб офицерам, я вдруг снова почувствовал острую боль в глазу. И даже сейчас, по прошествии стольких лет, когда я об этом пишу, боль возвращается.)

Танк трясет. Перископ ударяет снова. На этот раз в плечо. Что происходит?

— Экипаж, нас подбили! Экипаж, выпрыгиваем! — слышу я через наушники. Внутренняя связь пока работает, внешняя давно отключилась. Это голос Гиди, быстро соображаю я. Он приказывает прыгать, танк подбит. Гиди говорит: прыгать. Я беру с собой «узи» без ремня, который успел прихватить на складе в Ифтахе, перед тем как мы оттуда выступили.

Кладовщик полкового оружейного склада защищал его от нас буквально грудью: он не выдаст оружие, пока не будет заполнена бумага с подробными личными данными. В двух экземплярах. Иначе не пойдет. У него в этом деле достаточный опыт. И никто ему тут не указ, ни сержант, ни офицер. Здесь правила устанавливает он, и только он. Если что-то пропадет, спросят с него, и тогда не помогут никакие объяснения. Война или не война, никто не может его заставить. Он это знает, не первый день в армии.

Солдатская масса напирала на окошко. Все были в сильном напряжении. А он педантично спрашивал стоящего перед ним: «Личный номер, солдат?» — и записывал, светя себе маленьким фонариком. «Эта ручка не пишет. Что за ручки присылают на склад? Есть у кого-нибудь ручка?» Никто не отвечал. Кладовщик в сердцах отшвырнул ее и закрыл окно. Какой-то патрульный офицер пришел на склад за биноклем. Ему в джипе нужен бинокль. Увидел нас и крикнул: «В чем дело? Почему задержка?» Ему объяснили, что кладовщик ушел искать ручку. «Вы что, спятили? Не понимаете, что происходит? Люди там на Голанах гибнут, а вы ищете, чем писать?!» Не ожидая ответа, офицер с силой ударил по ящику с оружием. Ящик раскололся. Десятки смазанных «узи» вывалились и покатились по земле. Солдаты похватали их и побежали назад, к танкам. Ремни для «узи» лежали отдельно, в связке. Кто успел, тот взял.

Гиди крикнул:

— Наводчик! Трогаемся!

Я схватил «узи». Ремень не успел.

В одной руке у меня «узи», в другой — фляга с водой. Опираясь обоими локтями о крышку командирского люка, я подтянулся и быстро спрыгнул на землю. Знал, что танк может взорваться каждую минуту со всеми снарядами вместе. Увидел снаружи измученного Эли: все утро, без передышки, подавал он снаряды. Лицо напряженное, закопченное, комбинезон пропах потом. В руках граната. Гиди тоже выпрыгнул.