В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

На его огрубевших ладонях блестели звездочки металла, въевшиеся в поры кожи, пальцы всегда в царапинах, в порезах… Зато он сам изобретал, сам строил свои модели. И они взлетали в голубую высь неба. Но сердце Жорки по-прежнему тянулось на настоящий аэродром, вернее, на простое летное поле аэроклуба, откуда взмывали в небо настоящие планеры. Где его родной брат учил мальчишек чуть постарше Жорки.

Как-то над летным полем появился самолет и принялся кружить. Круг, второй, третий. После нескольких виражей летчик некоторое время вел машину по прямой, против ветра, противодействуя ему.

Сначала казалось — самолет висит неподвижно. Потом стало заметно, как он увеличивает скорость. Еще мгновение — и, сверкнув на солнце, самолет быстро устремился вверх, перевалился на спину, почти тут же перешел в пикирование, а затем постепенно стал выходить на прямую…

До Жоркиного слуха докатился рев мотора, который, дойдя до наивысшего напряжения, вдруг сменился легким свистом. Самолет снова пошел вверх, снова сверкнул крылом.

— Мертвая петля! — восторженно произнес Жорка и стал считать: — Одна, вторая…

— Не петля, а полупетля, — поправил Виктор.

А Жорка, не слушая его, продолжал считать:

— Третья… — Он уже приготовился сказать «четвертая», но в самой верхней точке петли самолет вдруг перевернулся и как ни в чем не бывало полетел по прямой.

— Ух ты! — вырвалось у Жорки.

— Не «ух ты», а полупетля! — пояснил Виктор. — А это бочка. Чисто, ничего не скажешь!

Брат обхватил Жору за плечи, повернул к себе и, пристально глядя ему в глаза, спросил:

— Хотел бы так?

Жорка опешил от такого вопроса. Конечно, хотел! Да еще как!

В аэроклуб Жорку долго не принимали. Мал еще. А он в каждый набор приходил и просил. Начальник летно-планерной школы Василий Алексеевич Зарывалов наконец не выдержал, сдался:

— Ладно, приходи осенью, запишем тебя в планерную группу.

Еще никогда с таким нетерпением не ждал Жорка осени. Наконец начались занятия и в аэроклубе.

С упоением слушал Жорка рассказы бывалых планеристов о восходящих потоках, о том, как они, планеристы, ищут и находят эти воздушные реки в небе, чтобы потом, влекомые их потоком, парить и парить…

Но все это было на словах. По-настоящему подняться в небо на крыльях планера ему так и не пришлось. Аэроклуб получил самолеты. И не два, как ожидалось вначале, а целых пять. Спешно переформировывались группы учлетов. Жору перевели в «самолетчики». И теперь ему предстояло изучить самолет. Радости было — не передать. Он уже представлял себя этаким бывалым летуном, спал и видел, как крутит в небе такие фигуры, которые не объяснишь обычными словами, и, конечно же, в мечтах он уже «облетел» на самолете оба полюса Земли…

А дома Жорку не узнавали. Уроки стал учить кое-как. Ночи спал плохо: ворочался, стонал. Раньше он любил рассказывать дома о своих аэроклубовских делах. Теперь все больше молчал.

Такой характер у Жорки. Середины для него не существует. Он если любит, то до самозабвения, если нет, то до ненависти. Если берется за что-то, то не отступит до конца. Небо стало для него такой любовью. И надломилось что-то внутри, когда понял, что не успевает всюду. Однажды даже пришла шальная мысль: не бросить ли школу?

Дома скандал.

— Ишь, мудрец какой нашелся, — ворчал отец. — Ты что, без физики и математики летать захотел? Вон дружок твой Колька фрезеровщиком работает и то на учебу по вечерам ходит. Ему, выходит, без грамоты нельзя, а тебе можно?

— Сейчас не время за партой отсиживаться, — объяснял он отцу. — Ты же сам возмущаешься, что фашисты душат свободу Испании. Сейчас нужны военные летчики — и я буду летчиком.

И отец ничего не смог возразить сыну. В воздухе эпохи уже витал незримый призрак войны.

— Ладно. Ты, сын, любое дело выбирай, ни учить, ни перечить не стану. Одно присоветую: старайся жизнь прожить без изъяну…

План жизни Жорка составил такой: учебу в школе с аэроклубом совместить пока он не может. Значит, будет работать и летать, а через год снова поступит учиться и школу кончит обязательно.

Поначалу все казалось простым. Встать пораньше, плеснуть в лицо холодной водой, надеть рабочую робу — и на завод. К вечеру на ветру орудовать у самолета, звонко кричать: «От винта!». А уже потом листать учебники.

В неполные шестнадцать лет легче всего давать себе обещания. И труднее, чем когда-либо, выполнять их.

Стояла осень. В ненастье, в грязь топал в аэроклуб в промокших ботинках. Возвращался хмурый, иззябший. Прижимался спиной к печке и читал какие-то промасленные книги. Иногда к нему приходили знакомые ребята-аэроклубовцы. Они спорили, обсуждали свои планы, ругали какого-то Страхина за «жмотство».