Руслан Белов - Бег в золотом тумане

— Ты бы, наверное, хотел, чтобы это был Калганов? — "вернул" меня в яму Сергей.

— Чепуха, я наоборот, жалел его. Ты помнишь, когда я выяснил, что моя возлюбленная Ксеничка не девственница, я переживал очень. Но я хотя бы не знал парня, опередившего меня. А Калганов был уверен, что именно я лишил его жену целомудрия. Его можно понять. А Томку жалко… С ней я понял, что такое женщина. Мужчиной, можно сказать, стал.

— Кончай треп, спать давай, первый час уже, — зло проскрипел Юрка, которому всегда доставались всласть погулявшие женщины. Понял, не понял. Какая теперь разница? Завтра ты поймешь, что такое осиновый кол в твоей заднице…

— Завтра здесь не будет ни моей, ни твоей задницы…

— Хотел бы я в это верить… — усмехнулся Сергей. — А почему ты так считаешь? Цыганка нагадала?

— Опыт, дорогой! Смерть избегает встреч со мной!

— Ну, ну…

— Нет, серьезно. Я понял это, когда в геологии начал работать. В 75-ом со мной случились три неприятности.

Расскажу по порядку: в конце мая, мне впервые в жизни доверили документировать забой на пятой штольне. Пришел с горным мастером, как и полагается по технике безопасности. Он ломиком основательно прошелся по кровле и стенкам, заколы [15] Закол — уплощенный клин скального массива, ограниченный с одной стороны стенкой или кровлей горной выработки, а с другой стороны раскрытой или притертой трещиной. В неё в сырых или плохо вентилируемых выработках со временем набирается вода, трещина расширяет ее и закол падает. снял и разрешил работать. Гордость так и распирала меня: это не какие-то канавы или керн документировать, а штольню — тяжелую горную выработку, да еще, идущую по рудному телу! В обстановке необычайного душевного подъема я зарисовал забой и начал набрасывать развертку штрека.

И тут мне понадобился компас, чтобы замерить элементы залегания пласта [16] Элементы залегания пласта — простирание, падение, угол падения - определяют положение в пространстве рудного пласта. . Я похлопал по карманам, посмотрел в полевой сумке — нигде нет. Оглянулся вокруг и в ярком луче недавно снятого с зарядки фонаря увидел компас у кромки забоя. Забыл, оказывается на камешке, когда азимуты мерил.

И только я шаг ступил в сторону забоя, как с кровли чемодан упал весом килограммов триста… Аккуратненько, на то самое место, где я только что стоял! Упал и кованым уголком карман моей штормовки оторвал… Я только и услышал звук рвущейся ткани и глухой звук — "шмяк!"

А неделей позже я делал повторные пробы на второй штольне. Часа три ковырялся, потом поболтал немного с буровиками, которые в камере напротив бурили, и на обед пошел. Кто-то из проходчиков крупного фазана застрелил, и повариха обещала его в суп положить вместо тушенки. Когда я наслаждался его крылышком, приходят буровики и говорят:

— Счастливый! Как только звуки твоих шагов затихли, рассечка села. Обрушилась прямо в преисподнюю!

Но, по сравнению с третьим случаем, все это чепуха. Клянусь, до сих пор понять не могу, как остался "жить и творить"…

В общем, через неделю после обрушения рассечки спускался я с Тагобикуля. Шёл радостный, что живой и здоровый и напевал: "Синий, синий иней…"

Попутно сурков высматривал. Увидел одного и с ходу выстрелил ему в бок. Зверёк закрутился у самого обрыва! Когда он уже в него летел, я попытался схватить сурчонка. Вниз мы летели вместе! И никаких вариантов! Вниз головой с двадцатиметровой высоты! И без всяких деревьев и кустов, которые спасают в фильмах и снах…

… Но чудеса бывают! Через пару секунд свободного полета я ударился о небольшой выступ. Тут же оттолкнулся и, сделав сальто в воздухе, крепко встал на ноги в двух метрах ниже на следующий выступ! Шириной всего пятнадцать сантиметров! Это невероятно, тем более за всю свою жизнь я не сделал ни одного сознательного сальто! Я до сих пор не могу в это поверить!

— Завтра поверишь, — презрительно выдавил из себя Житник. — И "бессмертность" свою проверишь. Болтаешь, почем зря, вместо того, чтобы о Боге подумать и о своей Душе грешной!

— Зачем проверять? — расхохотался Кивелиди. Его давно уже проверили и от армии освободили. Да, Черный? По статье 26, кажется?

— "Годен к нестроевой службе в военное время", — подтвердил я. — Правда, я эту статью снял, когда билет военный выстирал и новый получил. Теперь я простое пшено перед вами, господа лейтенанты!

— И давно в твоём скворечнике печка дымит? — поднапрягшись, спросил Житник. В его голосе явно чувствовалось беспокойство.