Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

Разведвзвод, как теперь именовалась группа десантников, жил строго по расписанию.

«Уровень цивилизации прямо пропорционален чистоте кожи», — повторял Афанасьев, и по окончании строительства землянки взвод принялся за сооружение бани. Ежедневно по два, по три часа проводилась боевая учеба: подрывное дело, маскировка, тактика действий в лесу и, конечно, джиу-джитсу. Смотреть собирались все свободные партизаны, в большинстве гражданские люди, никогда ничего подобного не видавшие. Неприученные к таким порядкам, они с недоверием приглядывались к «казарме и муштре» Афанасьева, но комиссар Купчак поддерживал его и ставил в пример. В будничных делах взвода он видел большой смысл и гордился тем, что привлек в отряд такое образцовое подразделение. Оно импонировало ему по всем статьям: и тем, что являлось частицей настоящей армии, и тем, что во главе его стоял настоящий командир. Да и мог ли Купчак оставаться безразличным, если сам прослужил в армии больше двадцати лет! Комиссар так часто хвалил разведчиков, что настроение деловой кропотливости, в котором они постоянно пребывали, начало невольно восприниматься и теми, кто раньше далек был от армии, от винтовки, от войны, у кого руки потянулись к оружию не из-за любви к нему, а по необходимости.

Однажды Коржевский вызвал Афанасьева к себе. В землянке, кроме него, сидел у стола Купчак, а в углу на нарах примостилась Васса, дочка Коржевского. Она категорически отказалась эвакуироваться в тыл, ушла с отцом в отряд.

Когда Афанасьев подходил к землянке, оттуда слышался ее заливистый смех, но стоило приоткрыть дверь, как смех тут же оборвался. Васса свела брови, еще не умеющие хмуриться, и уткнулась в какую-то потрепанную книжку.

Коржевский с нескрываемым удовольствием поглядел на подтянутого лейтенанта. Гимнастерка, истлевшая на плечах, старательно заштопана, в петлицах блестят кубики, вырезанные, по всей видимости, из крышки консервной банки, ремень туго подтянут.

— Садись, Илья Иванович, — показал Коржевский на скамейку.

Афанасьев снял пилотку, присел боком.

— Вот что, Илья Иванович, — продолжал Коржевский. — Как говорится, не сам хочу, — нужда заставляет. Придется взять у тебя двух разведчиков. Как ты на это смотришь?

— Пожалуйста! — ответил тот с готовностью. — Я и сам с ними пойду. Какое будет задание?

— Ты не понял, они нужны мне насовсем.

Афанасьев пристально взглянул на комиссара и ничего не ответил. Только взглянул. Но комиссар понял, проговорил, усмехаясь миролюбиво:

— Знаю, знаю, что ты думаешь… Комиссар давал, мол, слово не трогать бравых десантников, а…

— Ладно! — воскликнул Коржевский. — Я ваш уговор знаю и раздергивать взвод не собираюсь. Мне нужен только дед Адам, который, если уж на то пошло, такой же десантник, как и я… Зато он мужик хозяйственный и для отряда просто клад! Любому интенданту фору даст, согласен?

— Да, — кивнул Афанасьев.

— Ну и добре. А как ты смотришь на химинструктора Варухина?

— В каком смысле?

— Вообще…

Афанасьев пожал плечами:

— Не знаю, какой он химик, но разведчик из него… кхм!

Хлопнула брошенная на нары книжка. Афанасьев оглянулся, перехватил взгляд Вассы, подумал: «Не иначе моя аттестация, данная Варухину, крепко задела дочку командира. Ишь как наежилась! А почему, собственно, она берется судить о Варухине, откуда ей известно, кто такой Варухин?» И Афанасьев заявил твердо:

— Вышеупомянутый химинструктор не представляет для отряда ценности как разведчик. К тому и с дисциплиной у него…

Васса сделала энергичный протестующий жест. Коржевский покосился на нее с досадой. Афанасьев вопросительно прищурился, а Купчак покачал головой. Несколько секунд длилось натянутое молчание. Затем раздался звенящий от сдерживаемого волнения голос Вассы:

— Порочить человеческое достоинство, душевность и называть это воинским воспитанием — такое просто надо уметь!

Афанасьев даже растерялся немного от вызывающего тона Вассы, но, быстро сообразив в чем дело, постарался ввести разговор в спокойный режим.

— Ваша проницательность, Василиса Карповна, достойна, извините, лучшего применения… Лично я, видя вас неделю с небольшим, не взял бы на себя смелости утверждать, что знаю вас, а вы уже разобрались кто есть кто. Я вам просто завидую.

— Вот именно, завидуете! — воскликнула Васса. — Да! Вас от зависти распирает! Если рядом с вами способный человек выше вас на голову, вы готовы…

— Васса! — сердито прикрикнул Коржевский. — Ты что себе позволяешь? Замолчи или отправляйся гулять!