Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

— В каком месте взлетели чирки? — спросил он дежурного, хотя Кабаницын уже показал ему. Дежурный ответил, что чирков не видел.

«Растяпа!» Юрась посмотрел на него злым взглядом и тут же отчетливо увидел, как голубой отсвет в воде дрогнул и потерял блеск, покрывшись мелкой рябью. Болото как бы поежилось. Юрась насторожился. В одно мгновение он с какой-то особой отчетливостью почувствовал: случилась беда. Он был так в этом уверен, что затаил дыхание, выжидая.

Внезапно в том самом месте, где Кабаницын увидел вспугнутых чирков, взвилась ракета. Партизаны в мучительном недоумении переглянулись и разом схватили оружие. И тут же вверху заквохтало и сухой взрыв разодрал тишину. Кабаницын машинально доложил:

— Ротный миномет!

Снова невдалеке от островка раздался взрыв.

— Нащупывают… — молвил Кабаницын, не то спрашивая, не то утверждая. Юрась облизнул губы, скомандовал:

— Все по своим местам согласно боевому расчету!

Тускло-багровые вспышки продолжали плясать на фоне блеклой зелени ветел, судорожно вздрагивали листья. От болотного духа, смешанного с вонью тротила, перехватывало горло. Мины рвались вокруг островка, но людей не задевали. Стрелявшие, видимо, не имели точных координат, вели огонь по площади. Огненное узорочье то удалялось, то приближалось, и тогда совсем рядом слышен был свист осколков. Юрась оставил передовой НП и побежал к основной группе бойцов. Вдруг у самого входа в блиндаж по его телу жигануло раскаленным прутом и ветлы стали запрокидываться.

— Нет… нет… — прошептал Юрась, пересиливая боль, стараясь пробиться мыслью сквозь мутную пелену, обволакивающую мозг.

Из своего укрытия что-то кричал Кабаницын, но, оглушенный взрывом, Юрась ничего не слышал. Перевернулся на бок, посмотрел на товарищей, и проклятье вырвалось из его горла. Минометы клали мины точно по расположению болотного гарнизона, словно их кто-то нацеливал. Надо спасать людей, переправить их через болото в лес — другого выхода нет. Два заплыва на дощанике — и все будут вне опасности. Только бы не заметила Васса, что он ранен.

Серый дым путался в траве, в дыму смутно краснело лицо Кабаницына. Юра поманил его. Тот чуть помешкал: уж очень густо рвались мины — ивовые прутья, скошенные осколками, так и сыпались на голову. Кто-то кричал в бессилье, кто-то звал на помощь.

Кабаницын ловко, рывком метнулся из своего укрытия, прижался к земле возле Юрася. Тот крикнул ему:

— Забирай сколько влезет в лодку… раненых в первую очередь — и на ту сторону! — показал он рукой. — Вассу ко мне не подпускай, пусть переправляется со всеми первой. За мной и остальными возвращайся немедленно.

Кабаницын понимающе кивнул.

— Валяй живее, пока гады не обошли болото!

Кабаницын ушел. Он торопливо собрал боезапасы и пополз на противоположную сторону островка созывать людей. И вот уже здоровые потащили раненых к лодке, где Васса перевязывала их и размещала.

Кабаницын вернулся, доложил:

— Вассу я предупредил: мол, нельзя оставлять раненых одних, и она уходит с первой группой. Всего со мной — десять человек.

— Давай, одна нога здесь, другая — там…

— У тебя кровь на ногах, — показал Кабаницын. — Перевязать?

— Скорей возвращайся…

Кабаницын исчез.

«Выскользнем, — подумал Юрась с надеждой и, посмотрев на себя, скривился. — Так действительно истеку кровью…». Достал пакет, принялся бинтовать ноги.

Минометный огонь прекратился, островок был перепахан. Повсюду зияли мелкие воронки, над ними волокнился дымок. И тут Юрась увидел вдали надувные лодки. Десант?

Юрась прополз в блиндаж, вставил в гранаты запалы, положил их рядом с запасными обоймами автомата, прислушался. Над болотом повисла натужная тишина. Сквозь бойницы в стенах блиндажа взрывались солнечные струйки, размывая полумрак, освещали вещевой мешок Вассы, лежавший на топчане. Юрась дотянулся, взял, вытряхнул из него все содержимое на землю: нет ли каких-либо документов или бумаг? Нет. Значит, они при Вассе, а здесь ее немудреные вещички, случайно уцелевшие от бесконечно далекого мирного времени: зеркальце, гребенка, полотенце, какие-то ленточки, иголки и аккуратно завернутые в серую бумагу фильдеперсовые чулки. Добрый солнечный лучик ласкает их, и жалостливая улыбка тихо шевелит губы Юрася.

— Старшой! Где ты? — раздался приглушенный голос Кабаницына.

Юрась с помощью Кабаницына выбрался из блиндажа. Кабаницын, мокрый, пыхтит, тяжело дышит.

— Порядок! Группа на той стороне. Снимаем остальных?