Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом

— А что… Вера на подозрении?

Костров посмотрел на военкома, мягко улыбнулся:

— Об всем, Андрей, думаем, когда решаем такие сложные вопросы. Пусть жизнь ее не на виду, придет время, и мы о ней все расскажем. Народ поймет и оценит… У тебя тут что-нибудь личное примешивается?

Сощурившись от яркого солнца, Дубровин нетерпеливо ждал ответа. Но Коваль промолчал.

Основные силы крестьянского ополчения заняли оборону в узком ущелье Золотой ключ. По ущелью вился среди обрывистых утесов древний тракт на Хабаровск. На подступах к ущелью, по долине, стиснутой горными кряжами и сбегающей к реке, были разбросаны вверх зубьями бороны, забиты в землю колья, нарыты волчьи ямы. Узкую горловину ущелья ратники завалили камнями, из-за камней торчали стволы пулеметов.

Сафрон Ожогин возвращался с объезда дружин в свой штаб озабоченным. Все труднее становилось командовать крестьянской армией, насчитывающей свыше двадцати тысяч штыков. Почти на тридцать верст растянулись дружины.

Рядом с дедом на низкорослой монгольской лошадке гарцевал Дениска. Его синие глаза из-под сдвинутых бровей задорно поблескивали. Поперек седла он перекинул прадедовское шомпольное ружьишко — кремневку.

Сафрон Абакумович придержал коня, из-под ладони окинул колыхающиеся хлеба.

— Отбросим Оои, скосим хлеб, не погибать же пшенице.

А кругом трещало, ухало и выло. Неумолкаемо гремела канонада: генерал Оои готовился к штурму.

На опушке леса крестьянского командарма встретили Шадрин и Дубровин. Со взводом казаков они спешили к Золотому ключу.

Сафрон Абакумович сошел с седла, поздоровался.

— Страху нагоняют, — сказал Шадрин, вслушиваясь в грохот орудий.

— Третий день пуляют, не жалеют снарядов, — расстегивая ворот и почесывая волосатую грудь, ответил Ожогин.

Дениска принял вздрагивающих от выстрелов коней, ослабил подпруги.

— Запалили коней, за ушами и то мыло, — по-взрослому хмурясь, озабоченно бормотал он.

Шадрин узнал подростка.

— Хозяин растет. Не помешает?

— Пусть привыкает, за бабку посчитается.

Командующий взял его ружьишко.

— Стрелять умеешь?

— А как же? Белку, товарищ командующий, в глаз бью.

— Самурай не белка и даже не тигр. Не струсишь?

Дениска насупился, покосился на деда.

— Не струшу! С дедом эвон на промысел ходил. Раз как-то спервоначала-то струхнул, упустил из берлоги медведя, так дед меня ремнем отстегал.

Дениска привязал коней и, явно оправдывая деда, скупо сказал:

— Нашего брата, огольцов, не учить — так толку не будет, бестолочь вырастет.

Шадрин, сдерживая клокотавший в груди смех, сделал знак казаку. Тот подъехал, снял с седла запасной карабин.

— Вот держи, раз толковый вырос.

Сдерживая радость, Дениска взял карабин, приставил к ноге, подтянулся.

— Благодарствуем, товарищ командующий. Теперь-то я с ими за бабу Агашу посчитаюсь.

Сафрон Абакумович доложил, что дивизия генерала Оои переправилась через Каул и остановилась на дневку в двенадцати верстах.

— Прут, будто на своей земле.

— Наглеют, Сафрон Абакумович, плохо, видно, учим.

— Ничего, Родион Михайлович, русский мужик мозги им вправит.

— Лучшая дивизия, — коротко бросил Дубровин.

— Слыхал… В лоб не возьмем, а смекалкой доймем.

На взмыленном коне подскакал Федот Ковригин. Не сходя с седла, доложил:

— Мотоциклисты едут с белым флагом.

— Не хитрят ли японы, Родион Михайлович? — проговорил Сафрон Абакумович.

Шадрин пожал плечами.

— Парламентеры, Сафрон Абакумович. Придется тебе с белым флагом выезжать.

— Зачем это? Волку верю, когда он убит.

— Надо, надо… Война без этаких вот штучек не бывает…

Командиры тронули коней. Буян горячился, вскидывался на задние ноги, его беспокоил гул мотоциклетных моторов.

Японский майор с удивлением смотрел на русобородого богатыря с седеющей копной волос, которого сопровождали два всадника. Он подошел к ним, отдал честь, заглядывая в записную книжку, спросил:

— Кто есть генерал Ожогин Сафрон?

Сафрон Абакумович сошел с седла, Дениска взял за повод Буяна.

— Я. Чего хотите?

Майор потерял нужную запись в книжке и, близоруко щурясь, листал страницы, повторяя:

— Мне… надо…

Сафрон Абакумович усмехнулся.

— Я Токикума Мори, майор божественного императора.

— Слыхал, говори быстрее, мне суслы-муслы с тобой некогда разводить!

К парламентерам подошел Дубровин.

— Говорите по-японски. Доложите командующему народной армией, чего вы хотите? Генерал занят.