Осторожно, чтобы не потревожить рану, он размялся и умылся, потом вернулся в свою комнату. Неожиданно наемник почувствовал в душе какую-то пустоту — наверное, потому, что впереди была перспектива неограниченного безделья.
Почему-то вспомнился Чернышев.
Емельянов уже привык постоянно чувствовать рядом этого человека, и теперь даже злость на его предательство, на его показной патриотизм, на постоянную готовность к жестокости не разгоняла некоторое сожаление об исчезновении бывшего омоновца.
«Пусть и подонок, — подумал Емельянов, — но свой. Единственный давно знакомый человек».
Интересно, где он теперь? Может, тоже в плен попал и теперь воюет на стороне хорватов? Пообещают на пару марок больше — моментально согласится и все свои басни про помощь православным братьям забудет. Он такой, этот Чернышев.
Если ему, Емельянову, предлагали перейти на сторону усташей, то почему точно такое же предложение не может последовать и Чернышеву?
Интересно, как бы повел себя Чернышев с капитаном Новаком?
Подумав о своем недавнем пленении, Дима уже никак, как ни старался, не мог удержаться от мыслей о Злате.
Где она? Что с ней сделали подоспевшие усташи? Жива ли она, в конце концов?!
Чем больше Емельянов думал о девушке, тем больше у него портилось настроение.
И он, желая встряхнуться, накинул на себя куртку, поскольку на улице было все-таки недостаточно тепло, и вышел прогуляться.
— Ты куда? — прокричал ему в окно со второго этажа Кабанчик, который сегодня оказался свободен и тоже маялся от безделья: Как и Емельянова, его пока не напрягали никакими заданиями, дали возможность после плена отдохнуть.
— Да так, есть одно дело, — ответил Дмитрий.
Никакого дела не было. Просто Диме захотелось побродить по лесу в одиночестве. Общество Кабанчика его сегодня не устраивало.
Прогуливаясь по лесу, Емельянов вновь и вновь с тоской вспоминал о Злате — мысли упрямо возвращались к одному и тому же.
При любом раскладе все равно он не смог бы ей ничем помочь.
Привести в отряд Стойковича? Можно было представить, какие бы тогда возникли трудности. Во-первых, единственная женщина в обществе истосковавшихся без баб мужиков. Во-вторых, хорватка, к тому же бывшая замужем за контрразведчиком усташей.
Спрятать? Но где? Не в лесу же ей жить в самом деле.
«Успокойся, забудь, — убеждал он сам себя. — Мало у тебя баб в жизни было? Ни одна не стоит таких терзаний. Зачем себя с кем-то связывать, когда неизвестно — жив ты будешь завтра или мертв? Подвернется случай, может, снова встретимся, а пока нечего себя терзать попусту…»
Война есть война, а на войне случается всякое — чаще всего неприятное, но иногда — и такое, что произошло. Ее теплые губы, горячее дыхание, мягкая грудь…
Дима круто развернулся и побрел в сторону лагеря, стараясь чем — нибудь отвлечься, чтобы не думать о ней.
Иногда на солнце набегали тучи, йо его лучи все равно настойчиво пробивали их и густую хвою елок и сосен. Под ногами на освещенных местах, уже свободных от снега, кое-где выглядывала молодая травка и дерзкие яркие крокусы.
В лесу стояла тишина.
По веткам деревьев скакали и верещали какие-то неугомонные птицы, и это, наверное, были единственные звуки, нарушавшие покой и умиротворение природы…
Емельянов, подняв узловатую палку, принялся стучать ею по стволу дерева в такт птичьему крику, чтобы спугнуть и получше разглядеть — что это за пернатые.
— Эй, мужик! — раздалось поблизости.
До лагеря было еще довольно далеко — Дима, поглощенный своими невеселыми мыслями, даже не заметил, как глубоко в лес он зашел. Это «эй, мужик!», да еще на русском, насторожило его. Он с опаской огляделся. Оружия он с собой не взял.
Дима сразу узнал человека, который пробирался к нему сквозь плотные заросли кустов. Чернышев!
Откуда он здесь взялся, оставалось только догадываться. Важнее было определить, как себя вести с этим то ли другом, то ли предателем.
Решив положиться на волю обстоятельств, Емельянов молча стоял и ждал приближения своего бывшего напарника.
— Емеля!! — Было похоже, что подошедший Чернышев радуется искренне.
Дима был сдержан:
— Я-то думал, что живым мне тебя более не видать…
— И я…
— Аты что, меня тогда добить хотел? — спросил Емельянов.
— Да перестань ты! Я, конечно, видел, как тебя в дерево от взрыва швырнуло, но ничем помочь не мог — эти гады так поперли! Да и танк неизвестно откуда взялся. А у меня, как назло, все гранаты закончились. Неужели ты думаешь, что я тебя специально бросил?
Читать дальше