Михаил Демиденко - Девочка из детства. Хао Мэй-Мэй

Только через два года, в канун праздника весны, меня неожиданно перевели из Мукдена на крайний северо-запад, так сказать, бросили с одного конца Великой стены на другой — пять дней пути на поезде.

И я очутился за этой стеной, на земле ханей, то есть земле истинных китайцев.

В Мукдене я обжился. Шэньян, как называли Мукден китайские товарищи, считался после Харбина вторым городом, где хорошо было работать. Вопрос заключался не только в самой работе — не надо так узко понимать, — работа, она везде одинаковая, везде ее надо выполнять на совесть, раз ты взялся за нее. В Мукдене находилась большая группа советских специалистов, целый городок железнодорожников ЮКВЖД. У железнодорожников был свой клуб, где демонстрировались советские фильмы, был плавательный бассейн и две волейбольные команды, которые без конца оспаривали первенство друг у друга.

И еще в Мукдене было очень приветливое советское консульство. В консульстве часто устраивались вечера отдыха.

В общем, жить можно было.

Ведь самая большая трудность работы за кордоном не климат, не национальные обычаи страны. Самое тяжелое— тоска по родине. И днем и ночью сосет под ложечкой. Начинает казаться, что вот никогда уж больше не попробуешь ржаного хлеба… Что надо везти за границу— так это ржаные сухари.

Тоска по родине — очень сильное чувство. Был у нас один случай. В саду консульства сидел парнишка и малевал на ватмане цветущую сакуру (вишня — по-японски). Пытался он писать под Ци Бай-ши. [5] Ци Бай-ши (1860–1957) — выдающийся китайский художник и общественный деятель, удостоенный в 1955 году Международной премии мира. В начале так называемой «культурной революции» хунвэйбины разрушили могилу Ци Бай-ши. Его картины, воспевавшие родную природу, стремление людей к свободе, счастью, к миру, объявлены не соответствующими «идеям Мао Цзэ-дуна» и запрещены маоистами. И ничего у него, понятно, не получалось.

Про Ци Бай-ши такую историю рассказывали. Пришел к нему важный англичанин, просит художника, чтоб тот нарисовал утку в камышах. Ци Бай-ши говорит: «Хао!» — берет кисточку и одним взмахом рисует картину.

«Так дело не пойдет! — кричит англичанин. — Вы одну минуту рисовали».

Тогда художник берет крикуна за рукав, ведет в запасники… Там на полках лежат свитки. И на каждом свитке нарисована утка и камыш.

«Так вот, — говорит крикуну знаменитый художник. — Прежде чем научиться рисовать утку за одну минуту, я пятьдесят лет отрабатывал рисунок».

Нашему парнишке вообще лет двадцать пять от роду. Куда ему до Ци Бай-ши! Но сакура у него получилась. Если посмотреть, можно было догадаться, что это дерево, а не женщина с веером… За его работой наблюдали человек двадцать. Мы стояли, сложа руки на животе, то поднимали глаза на вишню, то опускали свои взоры на ватман. Мы согласились, что парнишка — ничего, не лишен дарования.

Среди нас был некий товарищ Петров, эдакий подвижной человечек. Так вот, Петров почему-то сопел громче всех, елозил, и когда вишня была готова, он побагровел и вдруг высказался:

— Чего мне японскую вишню рисуешь? Не делом занимаешься. Ты мне нарисуй наше русское яблоко! Вот тогда я тебе скажу спасибо. Ерундой, понимаешь, занимается!

Бывает и такая тоска по родным местам, но говорю-то я про другое, про сокровенное, настоящее…

В Мукдене остались друзья. Чего-чего, а друзьями меня судьба не обделила. Взять хотя бы подшефных китайских хлопцев, которых я обучал тонкостям ГСМ. Они величали меня «гэгэ» (старшим братом), хотя многие по возрасту были значительно старше.

Учились они на совесть. Ко мне относились прямо-таки с нежностью. Чтобы сделать мне приятное, выучили на русском языке «Катюшу».

Это было, когда на наш аэродром перегнали МИГ-15, новенькие машины. Когда и где научили китайских парней летать на реактивных истребителях, не скажу, так как не знаю. Я числился в СКОГА (советско-китайское общество гражданской авиации), вроде нашего Аэрофлота. Я отвечал за топливо винтомоторных пассажирских самолетов. Часть моих учеников забрали в военную авиацию на обслуживание МИГов, по этому поводу устроили прощальный ужин. Съездили на «газике» в город, к «Чурину». Была такая солидная фирма русского купца. Богатая. Советский Союз подарил ее КНР. Купили пива, сластей, колбасы… Дома приготовили рис, пампушки. Устроили проводы. И вот, когда сели за стол, хлопцы запели «Катюшу»…

Теперь представьте себе плато, покрытое слоем серого лёсса толщиной в несколько сот метров. И на этом плато узкую, извилистую щель. Щель промыла река, названная Желтой, по цвету воды. В этой щели лежит город, куда я попал, распрощавшись с Мукденом.