Богдан Сушинский - Операция «Цитадель»

— Если моя охрана поручена вам, господин Скорцени, то я могу не сомневаться в том, что это очень надежная охрана.

— В свою очередь я готов рассмотреть ваши пожелания, господин адмирал.

— Не знаю, насколько они окажутся приемлемыми… — замялся Хорти. — Но мне хотелось бы, чтобы вместе со мной в Баварию отправилась моя семья…

— …Которая нашла приют в посольстве Ватикана, — согласно кивнул Скорцени.

— И поскольку меня никто не лишал титула регента венгерской короны… — сказав это, он вопросительно уставился на обер-диверсанта, однако тот изобразил на лице полное безразличие к проблемам венгерской монархии, — то я хотел бы, чтобы вместе со мной, в качестве моих адъютантов и порученцев, отбыли два генерала — Ваттаи и Брунвик.

— Вы сможете связать со своей супругой по телефону, и, если она и остальные члены семьи готовы ехать с вами, то у меня возражений нет.

— Благодарю вас, Скорцени.

— Что касается двух названных вами генералов, то и на сей счет особых возражений у меня не возникает. Хотя, на мой взгляд, в качестве порученцев рациональнее было бы взять двух молодых, причем не очень высокого чина, офицеров. Пользы от них было куда больше.

— Видите ли, для регента Венгрии присутствие в свите генералов — это вопрос престижа, — мягко возразил Хорти.

— Сегодня же эти генералы будут взяты нами под охрану и доставлены к поезду, — не стал убеждать его Скорцени.

Когда Хорти увели, генерал Пфеффер-Вильденбрух сказал:

— Могу засвидетельствовать, что во время этих переговоров вы вели себя так же достойно, как и во время штурма Цитадели. У вас появились какие-то просьбы ко мне?

— Появилась. У вас при штабе служит фельдъегерем обер-лейтенант Конест, доставлявший мне пакеты во время операции «Фаустпатрон». Непосредственный начальник слишком долго не решается представить его к очередному чину. Я обещал этому офицеру, что вступлюсь за него.

— Считайте, что он уже капитан.

Как только Скорцени вернулся в комендатуру, позвонил бывший майор Шардок, только что, уже из рук Салаши, получивший чин подполковника и должность в генштабе.

— Господин штандартенфюрер СС, — сообщил он, — Генштаб венгерской армии просит вас поддержать его в вопросе об организации торжественных похорон солдат, погибших во время штурма Цитадели.

— Кто-то осмеливается препятствовать этому? — насторожился Скорцени. — Никто не имеет права упрекнуть погибших в том, что они защищали режим Хорти. Как не имеет права упрекать и членов их семей.

— Мы предлагаем организовать совместные похороны венгерских и германских солдат в общей братской могиле.

Скорцени, обычно умевший молниеносно реагировать на самые необычные предложения, на сей раз задумался. Дело не только в том, что идея оказалась слишком уж неожиданной, но и в том, что таила в себе сложные политические эмоции [110] Такое решение действительно не всеми было воспринято положительно. Хотя в тот день тела погибших германских солдат и похоронили в общей могиле с венграми, однако вскоре последовала команда из Берлина об их перезахоронении в Германии. .

— Может, вы и правы, подполковник. Посвятите меня в то, как именно вы собираетесь проводить это траурное мероприятие.

— Тела в цинковых гробах будут выставлены в Большом зале Цитадели. В почетном карауле — венгерские и германские солдаты; приспущенные флаги двух государств. К месту братской могилы гробы будут доставлены на орудийных лафетах, в сопровождении двух рот венгерских и германских солдат. А дальше — официальные речи и похороны в одной братской могиле, с надлежащим освещением события в венгерских и германских газетах.

— Убедительно, — лаконично прокомментировал Скорцени. — Похороны назначьте на 20 октября, к тому времени я успею прилететь из Германии.

Как только он положил трубку, в кабинет заглянул Родль и сообщил, что в приемной появился начальник Венской военной академии, той самой, батальон кадетов которой сражался на южных подступах к Цитадели.

— Я помню, господин генерал-лейтенант, — произнес Скорцени после взаимного приветствия, — что батальон ваших кадетов потерял одного бойца убитым и троих ранеными. Но мы не на гражданской панихиде, чтобы высказывать друг другу соболезнования по поводу солдатских утрат.

— Вы правильно поступили, штурмбаннфюрер, что доверили моим орлам прорыв самого сложного полевого фортификационного участка обороны. Я побывал на месте боя и убедился в этом, а теперь хотелось бы услышать ваше личное мнение о моих орлах. Надеюсь, они не посрамили чести самой старой австрийской военной школы?